Роза ветров (сборник)
Шрифт:
Что ж, так оно и есть. Мириам подошла поближе, чтобы рассмотреть картину при тусклом дневном свете. Геня изобразил вид, открывающийся из окна лазарета. На этот раз в картине не было ничего неоконченного: реалистично, все слишком реалистично. Отвратительно узнаваемо. Плоский хребет Арарата, окрашенные в грязные цвета деревья и поля, тусклое небо, амбар и угол школьного здания на переднем плане. Мириам перевела взгляд с нарисованного пейзажа на реальный. Потратить часы, дни, чтобы нарисовать такое! Какая бесполезная трата времени!
Как
Нынче вечером Геня помогал наводить порядок в кабинете для инъекций — все эти дни он помогал служащим лазарета.
— Мне нравится картина, которую ты нарисовал сегодня, — сказала Мириам.
— Сегодня я ее закончил, — поправил он. — Чертова картина заняла у меня целую неделю. Я только начинаю учиться видеть.
— А можно я повешу ее в Гостиной?
— В Гостиной? — Геня спокойно и чуть насмешливо посмотрел на Мириам, держащую поднос с иглами для подкожных инъекций. — Но там же висят только изображения Дома.
— Может, уже пришло время поместить туда изображения нашего нового дома.
— Широкий жест из соображений этики, да? Что ж. Если картина тебе нравится…
— Очень нравится, — мягко сказала Мириам.
— Она не такая уж плохая, — произнес Геня, — и я нарисую еще лучше, когда научусь настраивать себя на систему.
— Какую систему?
— Ну, понимаешь, приходится смотреть, пока не увидишь систему, пока не разберешься, после чего надо вложить то, что увидел, в руку. — Зажав покрепче бутылку со спиртом, он широко повел рукой.
— Да-а, я думаю, каждый, кто задает художникам вопросы, заслуживает того, что получает, — сказала Мириам. — Слова, совершенно непонятные слова. Послезавтра возьми картину и сам повесь ее в Гостиной. Художники всегда так тщательно выбирают место для картины и так трепетно относятся к освещению. Кроме того, как раз с послезавтрашнего дня ты можешь начать выходить на улицу. Понемногу. На час или два в день. Не больше.
— Можно тогда я буду ужинать в столовой?
— Хорошо. А я попрошу Тину не приходить больше сюда, чтобы составить тебе компанию за ужином, а то она скоро съест все продовольственные запасы лазарета. Эта девушка поглощает пищу словно вакуумный насос. Послушай, если ты собираешься выходить на улицу днем, будь любезен, надевай шляпу.
— Значит, все-таки я был прав?
— Прав?
— В том, что виноват тепловой удар.
— Этот диагноз поставила я, если помнишь.
— Ладно, но я добавил, что без метаболиков лучше себя чувствую.
— Не знаю. Ты и до того чувствовал себя неплохо, а потом — ба-бах, опять в лазарете. Так что ничего не доказано.
— Но я же установил систему! Прожил месяц без таблеток и поправился на шесть фунтов!
— И теперь думаешь, что ты самый умный, мистер Всезнайка?
На следующий день перед ужином Мириам увидела Геню, который сидел рядом с Рахилью на склоне за амбаром. Девушка не навещала больного, пока тот находился в лазарете. Сейчас они сидели бок о бок, очень близко, неподвижно и молча.
Мириам отправилась в Гостиную. В последнее время у нее вошло в привычку проводить здесь полчаса перед ужином. Ей казалось, что эти полчаса снимают с нее всю накопившуюся за день усталость. Но на этот раз обстановка в комнате была не такой спокойной, как обычно. Командор не спал и разговаривал с Рейне и Аврамом.
— Но откуда же она взялась? — говорил Марка с заметным итальянским акцентом — он начал учить иврит лишь в сорок лет, когда попал в транзитный лагерь. — Кто ее повесил?.. О, доктор! — увидев Мириам, как всегда радушно поприветствовал ее командор. — Пожалуйста, присоединяйтесь к нам, прошу, разгадайте для нас эту загадку. Вы знаете все картины в этой комнате так же хорошо, как и я. Где же и когда мы приобрели вот эту новую? Видите?
Мириам чуть не сказала, что это очередное творение Гени, но тут она увидела картину. Нет, Геня тут явно ни при чем. Да, на стене висела картина, пейзаж, но пейзаж земной: широкая долина, зеленые и золотистые поля, цветущие фруктовые сады, широкий горный склон вдалеке, башня, а на переднем плане — вероятно, замок или здание средневековой усадьбы и над всем этим — чистое, нежное, солнечное небо. Восхитительный, наполненный солнцем рисунок, торжество весны, восхваление земных красот.
— Как красиво… — Голос Мириам дрогнул. — Это ты повесил, Аврам?
— Я? Я умею фотографировать, но не умею рисовать. Посмотри, это же не репродукция. Это работа темперой или маслом, видишь?
— Кто-то привез ее из Дома. И хранил в багаже, — предположил Рейне.
— Двадцать пять лет? — удивился командор. — Зачем? И кто? Мы все знаем, что у кого есть!
— Нет. Думаю, нет, — смущенно запинаясь, произнесла Мириам. — Наверное, это дело рук Гени. Я попросила его повесить сюда один из рисунков. Но не этот. Как ему удалось нарисовать такую красоту?
— Скопировал с фотографии, — предположил Аврам.
— Нет, нет, нет и нет, невозможно, — оскорбленно сказал старый Марка. — Перед нами картина, а не копия! Произведение искусства. И то, что здесь изображено, кто-то увидел, увидел глазами и сердцем!
Глазами и сердцем.
Мириам посмотрела и увидела. Увидела то, что скрывал от глаз свет НСЦ 641, то, что открыл для нее искусственный дневной свет Земли. Она увидела то, что видел Геня: красоту мира.
— Я думаю, что это Центральная Франция, Овернь, — задумчиво проговорил Рейне.