Шрифт:
Глава первая
Памяти боевых друзей-десантников, погибших в дни Великой Отечественной войны и умерших от ран после Победы.
В Подмосковье хозяйничал май. Березовые рощи распарились под незакатным весенним солнышком,
Уходила на запад война. Просчитавшиеся завоеватели откатывались огромной серой армадой поближе к родным местам, оставляя на полях сражений сотни тысяч убитых, знамена и собранную со всей Европы технику.
Сержант Павел Крутояров, высокий черноволосый парень, выписался из госпиталя, когда на фронтах резко обозначился перелом. Советская Армия получила не только новое снаряжение и оборудование, но и новое пополнение солдат, прошедших отменную выучку в полковых школах, запасных полках и военных училищах.
Весной сорок третьего под Москвой формировались воздушно-десантные бригады. Командный состав — офицеры и сержанты, испытавшие начальный период войны, рядовые — курсанты военных училищ и других учебных подразделений.
Несколько эшелонов автоматчиков, пулеметчиков, саперов прибыло из Уральского военного округа.
Павел проходил отборочную комиссию, в состав которой были включены бригадный военврач — майор медицинской службы, два представителя командования воздушно-десантных войск и вновь назначенный командир первого гвардейского батальона, гвардии майор Родион Павлович Беркут, единственный из всей комиссии, кого сержант знал лично, с кем пришлось ему вместе отступать от западной границы, участвовать в тяжелых оборонительных боях.
Вместе с Беркутом были они в госпитале. Павел приходил к нему в палату, оставляя у входа костылек, и Беркут, приподымаясь с постели, жал ему руку.
— Как здоровье, сержант?
— На войну хватит. Нога почти зажила, а пулю из легких врачиха вынимать боится… Говорит, что люди с пулями до сотни лет живут.
Они подолгу вспоминали подробности того трагически закончившегося боя, в котором получили тяжелые ранения.
Маленький красноармейский отряд (остатки полка) окопался у обочины, на опушке соснового леса. Подразделения бокового охранения немцев наткнулись на отряд и, попав под огонь единственного в отряде «Максима», побежали… И вот тут-то по окопам ударили просочившиеся в тыл вражеские десантники. Снаряды и мины рвались почти рядом. Это был истинно кромешный ад.
В памяти остались двое истекавших кровью бойцов из батареи. Они лежали рядом в песчаном окопе, как в могиле. И еще Павел помнил, как осел под пулеметной очередью Беркут, как застонали и упали наземь раненые кони.
А потом в фашистских порядках громыхнул неимоверной силы взрыв. Партизаны спасли маленькую горстку бойцов, предводительствуемых Беркутом.
— Письма-то от родных получаешь? — уходил от воспоминаний Беркут.
— Пишет тетка, остальных дома никого нет.
— О чем?
И
И тогда Павел просил:
— Помогите, Родион Павлович, после госпиталя с вами в одну часть угадать.
— Ладно. Попробую. — Беркут укладывался в постель и подавал Павлу руку.
На комиссии вышла неурядица. Врач, разглядывая едва затянувшуюся рану на правом бедре Крутоярова, заявил:
— Не годен. Ходить еще не научился, а в десантники лезешь. С печки на полати тебе прыгать, а не с парашютом!
— Так мягкие ткани же!
— Ну и что?
— А вот смотрите! — Павел развел руки, крутнулся на одной ноге и пошел вприсядку.
По Исети, по реке, Полотенце тянется. Стара милка не приходит, Новая — не глянется!— Хотите на руках пройдусь?
Комиссия смеялась. Беркут, вздыбливая черную бороду, сказал Павлу:
— Ну, Крутояров, и везучий же ты, братец!
— Сам не повезешь, товарищ гвардии майор, так никто же не повезет!
— Давай в первую роту, в первый взвод. Командиром. Офицеров у нас не хватает. А тебе старшего сержанта присвоили. Пойдет?
— Так точно!
Врач хмуро молчал.
Здесь, в первом десантном батальоне, и встретил Павел своих земляков: командира роты Федора Левчука, сержанта Сергея Лебедева, назначенного командиром отделения во взвод Крутоярова, старшину Петра Завьялова и санинструктора Людмилу Долинскую. Земляк на войне — брат кровный. Все поймет, обо всем подумает. Слово какое скажет — понятно. Павел обнял Завьялова, прикоснулся к его тщательно выбритым щекам, спросил:
— Как ты, Петруша?
— Так. Ранило под Ярцевом в плечо, а тут фрицы… Шатуном прошатался по лесу две ночи. Кровью истекал… Сначала они жарили из всех пушек, а потом наши принялись кромсать… Тошно. На третий день санитары подобрали, в лесу. По госпиталям возили, аж до самой Тюмени. Подлечился — и в запасной полк… Звание старшины присвоили, и вот, видишь, в эти самые десантники попал.
Тихими вечерами они уходили в непотерявшую довоенной прелести березовую рощу и не могли наговориться. Все вспомнили. И какие в районном Доме культуры танцы танцевали, и как самый модный в селе парень, продавец Аркашка, кашне подвязывал, и какие вкусные были в районной столовке раки с пивом… Убегали мыслями домой, в родимое Зауралье. Сторонились говорить только о тягостном и горьком. Лишь однажды гвардии лейтенант Левчук нарушил этот молчаливый обет. Рассказал, как саднит у него на душе: за две недели до начала войны уехала в отпуск на Украину молодая жинка Левчука с дочкой Татьянкой. И пропали без вести. Искал, запросы посылал — безрезультатно.