Роза
Шрифт:
Все заржали. А Шувалов ответил за Сёву:
— Она — конькобежка. Чемпионка Союза и призёрка мировых первенств. Для толчков у Сёвы в каждом городе гарем есть.
Если б я был султан…
В раздевалку вошли тренер Аркадий Чернышов и двое товарищей из ЦК партии. Цэковцы по очереди заявили, что партия и народ ждут от нас только победу, и т. д. и т. п… В конце попросили игроков сборной подписать клятву, что мы обязуемся выиграть этот матч. Тарасов, посмотрел на ребят, и послал представительных товарищей в голубые дали. «Чё сидим? — не успокаивался Толя, — На лёд. Живо.»
Бобров,
— В пятёрках две замены. Вместо Тарасова играет Бекяшев, вместо Сологубова — Уколов.
Играющий тренер армейцев зло усмехнулся и сплюнул на лёд, а прямолинейный Сологубов так треснул клюшкой о край бортика, что крюк отлетел в сторону ответственных работников.
— Поосторожнее. Не в лагере. — предупредил защитника один из партайгеноссе.
У борта появились Рада и Алексей Аджубеи. Кивнули цэковцам, а те в ответ напомнили команде, что никаких бесед для печати и радио без их разрешения не вести.
— Эх, а мы интервью у хоккеистов хотели взять, — огорчается зять Хрущёва после приветствия. Поворачивается ко мне:
— Юрий, а может…
— Не, — говорю, — Я и так здесь на птичьих правах. Запасной запасного… Вы на колёсах? На Арбат подкинете?
— Подкинем. Только В Спасопесковский заедем. Мне к двадцатилетию смерти Маяковского нужно статью написать. — говорит Рада.
Проезжаем резиденцию посла США, посольство Монголии. Останавливаемся у ухоженного четырёхэтажного дома. Поднимаемся. Рада объясняет прислуге кто мы. Заходим. Здороваемся. Смотрю на фото женщины с гипнотическим взглядом. Потом на фото где она с молодым Маяковским.
— Это я с Володей в Петрограде, — заметив мой интерес, говорит пожилая женщина.
— Лиля Юрьевна, — начинает Рада, — расскажите про Маяковского, про его окружение. А правда, что он Вам стихи посвящал…
Горничная заносит чай, разливает, уходит. Хозяйка улыбается. Видимо прокручивает приятные воспоминания. Потом как бы заметив нас, кивает и читает, рубя слова:
— В мутной передней долго не влезет сломанная дрожью рука в рукав.Покрутив рукой в воздухе, продолжает:
— Кусочек… Стих называется «Лилечка». А вот ещё: «Если я чего написал, если чего сказал — тому виной глаза-небеса, любимой моей глаза.» Он при нашем знакомстве был воздыхателем моей сестры Эльзы… Это она так думала. Все вокруг получали от Володи персональные стихи. Лишь одна она — безстиховая. Хотя, она первой прочитала «Послушайте, ведь если звёзды зажигают — значит, это кому-нибудь нужно?».
— А почему вы втроём с бывшим мужем жили? Это мода такая была?
— Никакой моды. Осип был мне не просто мужем и другом. Он был моей частью.
Перекладывая старые фото, Лиля Юрьевна рассказывала смешные и драматические моменты. Она словно вновь проживала свою бурную молодость.
— Вот фото из французского ресторана. Володя даже подписал его своим отрывком из поэмы:
Вам ли, любящим баб да блюда, Жизнь отдавать в угоду?! Я лучше в баре блядям буду Подавать ананасную воду!— Такой вот он был. А его для учебников причесали. Впрочем, как и Есенина…
Хозяйка берёт следующую фотографию.
— Вот наши друзья Всеволод Мейерхольд и Зинаида Райх, бывшая до того женой Сергея Есенина. Мы в Петрограде познакомились когда ставили «Мистерию-Буфф». Перед войной я упала в обморок, когда узнала о смерти Зины… Так то я крепкая. До ста лет могу прожить. Тем более меня всю жизнь берегут солдаты Дзержинского. Я, знаете ли Сталину иногда письма пишу… и получаю ответы.
Натуженно улыбаюсь.
Смелая женщина. Прожила яркую жизнь. Любовь, смерть, успех, ненависть. Такой вот смешался коктейль.
Звонок. Заходит молодой мужчина. Представляется:
— Сергей Наровчатов. Начинающий поэт. Вот, Лиля Юрьевна, мой первый сборник. А вот материалы для второго. Вы говорили, что сможете помочь.
Рада интересуется:
— Воевали?
— Да. — Смущаясь говорит Сергей, — Капитан. Дошёл до Берлина. А стихи решил писать после Мясного Бора.
Аджубей заинтересовано кивнул, и открыл блокнот.
— Мне друзья из второй ударной армии рассказывали, — вытерев пот со лба, продолжает начинающий литератор:
— Они летом сорок второго из котла прорывались. Там полоса шириной меньше километра из окружения была. Наши потоком бежали по телам погибших бойцов. Немцы из пулемётов стреляли как в тире. Лишь ленты да стволы меняли. А наши бежали два дня и две ночи, прикрываясь телами погибших товарищей. Я, услышав это, написал:
Здесь мертвецы стеною за живых!.. …Я думал о конце без лишней грусти: Мол, сделают ребята из меня Вполне надёжный для упора бруствер.— Много вышло? — отложив ручку спросил Алексей.
— Почти треть пятидесятитысячной армии.
Замолчали. Рада прервав тишину:
— Юра. А вас завтра телевидение будет показывать?
— Не знаю. По радио вроде Вадим Синявский будет.
— По радио и я послушаю, — улыбается хозяйка.
— Юрий у нас хоккеист. Вратарь. Вратарь сборной СССР.
– с чувством произносит Рада.
Захожу в театр-студию киноактёра, оставляю, по договорённости, конверты с текстами песен для «моих» фильмов. Их потом переправят режиссёрам. Заворачиваю в столовую. Здесь кофе вкусно варят. Большая редкость в этом времени. За столиком в углу сидят Орлова и Александров. Я киваю, Любовь Петровна по-корейски подгребая ладонью вниз, подзывает меня.