Роза
Шрифт:
— Дорогая, мнение мистера Блэара не имеет ровно никакого значения. — Леди Роуленд с выражением доброй материнской заботы прикоснулась к руке дочери.
За мясом последовала дичь. Феллоуз долго гонял ножом и ложкой по тарелке яйцо ржанки. В неровном свете свечей Блэар разглядел в черном камне на противоположной стене рисунок в стиле Пейсли [21]
, напоминающий водяной знак. Но тут же понял свою ошибку: никакой это не Пейсли, а ископаемый папоротник, окаменевший в черном угле. Блэар немного подвинул свечу, и сразу же стали заметны другие небольшие, изящные, еще более причудливые и филигранные листья и ветви. Лучше всего они были
21
Город в Шотландии, славящийся тонкими шерстяными шалями с особым, характерным только для них пестрым рисунком.
— Если можно, — проговорил Блэар, — я бы хотел побывать на той шахте, где произошел взрыв.
— Пожалуйста, коль есть такое желание, — ответил Хэнни. — Но, по-моему, это пустая трата времени, потому что Мэйпоул никогда не опускался под землю. Работа шахтеров трудна и опасна, так что проповедника в шахту мы бы ни за что не пустили. Но для вас, когда соберетесь, Леверетт все организует.
— Завтра?
Хэнни мгновение поколебался.
— А почему бы и нет? Сможете заодно осмотреть наружные сооружения и поглядеть на этих печально знаменитых шахтерок за работой.
— О Господи, я поражен, что вы можете с такой терпимостью относиться к этим женщинам, зная репутацию, которую они создали Уигану, — попался на удочку епископа Эрншоу. — На мой взгляд, проблема не в том, станет ли горстка распущенных женщин носить юбки или нет, но в том, сумеет ли Уиган войти в современный мир.
— А что вы знаете о современном мире? — спросил Хэнни.
— Как член парламента, я понимаю его дух.
— И что же это такое?
— Резкое усиление масштабов и роли политических реформ, общественное сознание, опирающееся на современные литературу и театр, стремление ко всему возвышенному в искусстве.
— Рескин [22] ?
— Да, Джон Рескин может служить в этом смысле отличным примером, — согласился Эрншоу. — Он величайший художественный критик нашего времени, а заодно и большой друг людей труда.
— Расскажите ему, Леверетт, — проговорил Хэнни.
— О чем? — осторожно полюбопытствовал Эрншоу.
— Мы приглашали Рескина. — Леверетт старался говорить о знаменитости максимально почтительно. — Приглашали его выступить перед рабочими с лекцией о современном искусстве. Но когда он приехал и увидел через окно Уиган, то не пожелал выйти из поезда. Отказался наотрез. Не поддался ничьим мольбам и уговорам. Так и просидел в поезде, пока тот не двинулся в обратный путь.
22
Рескин Джон (1819 — 1900) — английский писатель, критик и проповедник социальных реформ.
— Рескин так и не смог осуществить брачные отношения, об этом все знают, — заметил Хэнни. — Похоже, он из тех, кто легко впадает в состояние шока.
Леди Роуленд вспыхнула, заливший ее румянец хорошо просматривался даже через слой бледной пудры:
— Мы выйдем из-за стола, если вы будете говорить подобное.
Но Хэнни не обратил на нее никакого внимания:
— Эрншоу, я ценю то, что в отличие от других визитеров из Лондона вам хватило мужества выйти из поезда. Тем не менее, прежде чем вы прочтете нам лекцию о месте Уигана в современном мире, позвольте мне высказать
— А как же религия? — спросил Чабб.
— Это уже дела мира потустороннего, — ответил Хэнни. — Впрочем, вполне возможно, что уголь нужен и там.
— Означают ли ваши слова, что шахтерки, по вашему мнению, должны продолжать работать по-прежнему? — спросил Эрншоу.
— Вовсе нет, — пожал плечами Хэнни, — но кто-то же должен сортировать уголь.
— А насколько хватит угля в Уигане? — спросила Лидия Роуленд. Мысль о том, что его запасы могут подойти к концу, никогда прежде не приходила ей в голову.
— На тысячу лет, — успокоил ее Леверетт.
— Правда? В прошлом году цены на уголь подскочили, тогда говорили, что его не хватает. В Лондоне ходили слухи, что английские месторождения истощаются, — сказал Эрншоу.
— Ну, с нашими, слава Богу, ничего подобного не происходит, — вкрадчиво проговорил Хэнни.
Десерт состоял из ананасного мусса, взбитых сливок и меренг, возвышавшихся в центре стола белоснежным пиком.
— Значение института семьи… — гнула свое леди Роуленд.
— Социальные реформы… — долдонил Феллоуз.
— Нравственный образ жизни… — твердил Чабб.
— Блэар, как по-вашему, из всего подаренного Англии нашей королевой что наиболее важно и ценно? — спросил Хэнни.
Прежде чем Блэар успел ответить, чей-то голос произнес:
— Хлороформ.
Новоприбывшая проскользнула в зал через дверь для слуг. Ей было чуть более двадцати, однако одета она была в пурпурное платье, больше подходящее для солидной матроны, руки ее закрывали длинные перчатки, и она явно только что появилась дома, потому что ее спутанные рыжие кельтские волосы были собраны назад и затянуты под небольшой темной шляпкой без полей, оттенявшей резко очерченные черты лица и маленькие, жестко смотрящие глаза. Блэару она показалась похожей на энергичного и настырного воробья.
Мужчины — все, кроме Хэнни, — при ее появлении встали.
— Шарлотта, как мило, что ты смогла к нам присоединиться, — сказал епископ.
— Здравствуй, папа. — Девушка уселась на свободный стул в конце стола и движением руки отослала лакея, собиравшегося налить ей вина.
Мужчины тоже сели.
— Хлороформ? — переспросил Блэар.
— Тот факт, что королева разрешила применять хлороформ при родах и заставила общество признать и принять, что вовсе не обязательно рожать в муках, войдет в историю как самое величайшее и ценное из всего, что она подарила Англии. — Шарлотта Хэнни перевела пристальный взгляд с Блэара на свою кузину. — Лидия, ты выглядишь словно только что сорванный персик.
— Спасибо, — неуверенно ответила Лидия.
Хэнни представил дочери каждого из сидящих за столом и проговорил, обращаясь сразу ко всем:
— Шарлотта нечасто составляет нам компанию во время ужина, хотя мы всегда на это надеемся. Сними шляпу и посиди с нами.
— Я просто хотела увидеть этого твоего белого африканца, — заметила Шарлотта.
— Американца, — поправил ее Блэар.
— Но ведь свою репутацию вы приобрели в Африке, — возразила она. — Связи с рабами и женщинами-туземками — вот ведь чем вы известны, или не так? И как вы себя ощущаете под бременем такой славы? Чувствуете себя богом?