Шрифт:
Старик Распопов кричал, подвывая. Люди спешили по узким коридорам, торопясь на его зов, оступались, падали. Что с дедом Андреем? Он не в себе, но панику просто так поднимать не станет. В теплицу пролезла пещерная крыса? Разгерметизировался сегмент реактора? Прохудился армированный стеклянный свод, и нежные побеги растений замерзают под дыханием мороза с поверхности? Дима Росляков, санитар, на ходу рвал из кобуры револьвер. Паша Зайцев сжимал в руке саперную лопатку, Ангелина Докукина вооружилась ломом. У меня, кроме универсального
– Роза, - прошептал старик, когда мы все собрались вокруг него.
– Моя роза…
По лицу Распопова катились слезы.
– Где роза? Какая роза?
– спросил я. Ангелина ахнула, гневно воззрилась на меня.
– Ты не знаешь, Егор?
– Не знаю, - без особых эмоций ответил я, вдыхая запах помидорных листьев, потревоженных Росляковым.
– Дед Андрей вырастил розу, - объяснил мне Зайцев.
– Голландскую. Мы все ходили смотреть. Неужели ты не видел и не слышал?
Нет, не слышал и не видел, работы было много: латали охлаждающий контур реактора, организовывали дополнительную доставку воды с ледника. Не до агрономических изысканий деда Андрея.
– Мыши съели, - предположил я.
– Когда рядом росли помидоры?
– спросил Росляков.
– Никогда не знаешь, чего захочется мышам - сухарика или изоляции с проводов. Не грустите, дед Андрей!
Старик затрясся всем телом, застонал, указывая сухим скрюченным пальцем на ящик с грунтом, из груди его вырвались стенания:
– Мыши… мыши… Нет… Не могли!
Я присмотрелся к тому, на что он указывал. Аккуратно срезанный зеленый пенечек с несколькими колючками - все, что осталось от розы. На одной из колючек висело два кольца: золотое и серебряное; плата за взятый без спросу цветок.
Стоит ли роза золотого кольца? Пожалуй, да… Цветок редкий, хотя мало кому нужный. Это не помидор, которых идет три штуки на серебряное кольцо. Но роза, хоть и редкость, нужна не каждый день и не всем. Вор - если его можно назвать вором - оказался честным, оставил сверх положенной цены серебряное кольцо - вроде платы за беспокойство.
– Прокляты!
– захрипел дед Андрей.
– Роза - талисман, защищала! Мор и голод… Так всегда.
Ангелина изменилась в лице. Такими словами напрасно не разбрасываются! Пусть старик наполовину сумасшедший - все равно нехорошо накликать беду на поселок.
– Почему, дедушка Андрей?
– спросил Зайцев.
– Роза - благополучие! Защита… Плодородие… - выкрикивал старик отрывочные слова.
– Теперь нет!
– Разберемся. За обедом и разберемся, - предложил я.
– Какое варварство - срезать цветок! Здесь его красотой могли любоваться все. Что толку утащить его к себе в комнату, чтобы он постоял пару дней и завял?
– И отдать за это два кольца, - заметил Росляков.
– Мужики… Ничего вы не понимаете!
– фыркнула Ангелина.
– Это подарок! Женщине! Тут не обошлось без любви!
– А женщине он зачем?
– наверное, я покраснел. Неудобно все-таки спрашивать, но я не представлял, что такого может сделать с цветком женщина, чего не надо делать мужчине.
– Любоваться, - потупила глаза Ангелина.
– Хотя… как бы не случилось какого колдовства.
– Да, для наговора розу могли взять, - хмуро пробурчал Зайцев.
В колдовство верят не все, но кто из нас не шептал над грядками «верные слова», не смотрел в календарь, прежде чем высадить рассаду? На душе стало не по себе, но виду я не подал, предложил старику:
– Приходите на обед, выясним, кто вас обидел. Редко в столовую ходите, нехорошо.
– Прокляты… прокляты… - простонал старик. Похоже, у него опять началось помрачение.
По дороге в библиотеку я обстукивал внешний охлаждающий контур реактора. В двух местах звук мне не понравился - как бы опять не произошло аварии. Нужно увеличить количество ледовозчиков с двух до четырех, а то и до пяти. Воды поселку требуется больше, на случай аварии запас должен быть прямо в емкостях реактора. Всем бросать свои дела и бегать с санками на ледник - не дело. Кого и откуда перевести в возчики? Работа тяжелая, весь день на морозе… Хотя не так нудно, как сидеть в четырех стенах, и паек усиленный.
В библиотеке меня встретила Лидия Игнатьевна - сухонькая старушка, которая помнила время до Катастрофы. Она была старше Распопова - того Катастрофа застала ребенком. И все равно, у них много
общего. Почему бы им не поселиться вместе? Но нет, на дух друг друга не переносят.
– С чем пожаловал, Егор?
– прошамкала Лидия Игнатьевна.
– Книжки по реактору все давно к себе перетаскал!
Надо бы вставить старухе зубы - да ближайший зубной врач за сто километров, в Балашихе, убежище БЗБ-32. Тоже старик…
– Мне бы о цветах почитать. О розах.
– О розах?
– улыбнулась старушка.
– Ты, не иначе, девчонку себе присмотрел?
– Я пять лет как женат, Лидия Игнатьевна. Старушка тонко рассмеялась.
– Ну и что, Егор? Жена - не стена… Хотя в нашем курятнике ничего не скроешь - ты прав. Хочешь вырастить в своей тепличке розу?
– Нет, хочу узнать, для чего нужны розы… Старуха вновь расхохоталась.
– Эх, молодежь, молодежь! Для чего растят розы? Для красоты! Прежде из них делали чудесное масло, но для этого нужны поля роз, тонны лепестков. Да и масло-то розовое тоже для удовольствия - картошку на нем не пожаришь.
– Розы ведь дарят женщинам?
– И женщинам, и мужчинам. Раньше был такой обычай: срезать цветы и дарить их. Мне как-то подарили букет из двадцати трех роз на день рождения. Тогда мне исполнилось двадцать три года… А потом случилась Катастрофа.
– Двадцать три розы!
– поразился я.
– Да. Розы были белые, свежие - совсем не такие, как выращивает чудак Распопов.
– Но двадцать три… За вами ухаживал… - Я начал вспоминать слово, которым до Катастрофы называли богачей. Оно связано с числительным, только с каким - вопрос. Десятник? Сотник? Тысячник? Миллионер? Миллиардер?
– Очень богатый человек?