Рождение династии. Книга 1. Смута
Шрифт:
А жила она в чулане, где всегда было очень холодно, и бегали мыши.
Поэтому она ночью пробиралась на кухню, залезала в остывающий от дневной топки камин, ложилась прямо на теплую золу и засыпала.
Вот и назвали ее Золушкой.
– Но это же неправда, – возмутилась Франсуаза: – не может какая-то замарашка стать принцессой. Принцессы всегда красивые и богатые.
– Она и была очень
А вообще-то, «Золушка» не совсем сказка. Такая девочка действительно была. Только стала она не принцессой, а царицей.
– Она жила во Франции?
– Нет, она жила в далекой северной стране. Эта страна называется Россия.
Трагедия бояр Романовых
Небольшой обоз из восьми возов медленно двигался по тракту, преодолевая сплошную круговерть снежной вьюги. Непогода началась с утра и ни на минуту не прекращалась, а к вечеру стала еще сильнее. В наступающем сумраке уже почти не видно было вешек на обочине, и идти приходилось наобум.
Промерзшие насквозь люди тащили за уздечки измученных лошадей, чтобы только они не остановились. Впереди обоза устало шагал кряжистый, широкоплечий старик в добротном овчинном тулупе, тяжело опираясь на посох.
– Иван Осипович, до жилья далеко ли, – спросил шагавший рядом молодой мужик в заячьей шубе, – как бы не замерзнуть в ночи?
– Кузьма! Сафрон! – крикнул старик, пытаясь перекричать вой ветра, – запалите-ка фонари, да идите вперед, не то собьемся с дороги.
Наконец, за поворотом сквозь снежную пелену стали едва различаться огоньки и потянуло дымком – стало быть жилье уже рядом. Обоз медленно вполз в село. Старик громко застучал кнутовищем в ворота постоялого двора. Калитка открылась, вышел хозяин, вглядываясь в смутные силуэты стоящих у ворот людей.
– Кто такие? Отколь будете?
– Домнинские мы… Ивашка Сусанин. Не узнал, что ли, Степаныч? Чай, какой год хожу уже. А это зять мой Богдан, первый раз со мной.
Хозяин помялся в нерешительности и пошел открывать ворота. Возы завели во двор, быстро распрягли лошадей, поставили их под навес, бросили каждой по охапке сена, налили в поилку воды…
Наконец, вся работа была сделана, приезжие чинно вошли в жарко натопленную избу, сняли шапки, перекрестились на образа и расселись вокруг большого стола, выскребая из бород и усов ледяные сосульки.
Хозяйка молча поставила на стол миски с горячими щами и квашеной капустой, крынку с квасом, положила полкаравая ржаного хлеба и деревянные ложки. Хозяин, сидя на лавке, молча наблюдал за гостями.
– Ты чего хмурый такой, аль случилось что? Или гостям не рад? – участливо спросил старшой, протирая ложку лежащей на лавке ширинкой [1] .
– Детки-то как? Сам здоров ли?
– Гостям я завсегда рад, – ответил хозяин: – мы ж с тобой, Иван Осипович друг дружку не первый год знаем. Только вот… – и в отчаянии махнул рукой.
– Ладно, прохарчитесь с морозу, а потом уж…
1
Ширинка – короткое полотнище ткани во всю ширину, полотенце.
Разомлевшие от тепла и еды гости начали готовиться ко сну, подстелив под себя на лавки тулупы, шубы, зипуны – что у кого было. Хозяин поманил Ивана Сусанина в хозяйский угол, принес кувшинчик хлебного вина, миску с солеными огурцами, задернул занавеску.
Иван Осипович, видя нервозность своего старого знакомца, не выдержал:
– Ну, Степаныч, что у тебя стряслось, говори, не терзай душу?
– Да у меня пока ничего. Вот за то, что привечаю вас, может быть беда большая.
– Это почему же?
– Да, из-за бояр ваших, из – за Романовых…
Как тебе сказать, уж, право, и выговорить-то страшно! Наше, вестимо, дело сторона, а слух такой с Москвы идет, что на них опала царская. За приставы все взяты…
Именья все и животы на государя отписаны, а их холопов приказали ни укрывать, ни на службу принимать…
Тут один из ваших намедни у меня был. В бегах он. Так рассказывал:
– За приставами, по тюрьмам все… А Федор-то Никитич, да князь Иван Черкасский в застенке в железах. Боярыня в монастыре, тоже за решёткой посажена, а где детки Мишенька с Танюшкой никто не ведает.
Добро их разграблено: кое в казну, кое и мимо, кое по рукам пошло… А что уж холопам претерпеть пришлось и от приставов, и от стрельцов, и от подьячих – и говорить страшно! Кажется, все батожье, что было на Москве, об их спины обломали, допрашивая, да добиваясь меж них предателей… Да ничего поделать не могли: изветчиков-то не нашли, хоть били, и пытали, и голодом морили… Вот покажи, мол, против бояр своих!..
Ну, невтерпеж пришло – кто мог, ушел. Пустились в беги, а другие в пыточной сгинули.
– С нами крестная сила! – шептал Сусанин, крестясь и слушая невероятные речи харчевника.
– Что такое, откуда на наших бояр туча грозная нагрянула? Господи, да за что же? За что такая напасть? Скажи, за что? – схватил он за руку Степаныча.
– Никто не знает… А так, между слухов людских, можно понять, что обвиняют бояр ваших в злых умышлениях на царя Бориса, на его здоровье, будто умертвить его сговорились. Коренья, будто, какие-то ядовитые в их кладовых объявились: Бартенев-ключник и донес.