Рождение сверхдержавы: 1945-1953 гг.
Шрифт:
В личном фонде Сталина имеется фактически две истории болезни (д. 1482 — с 25 марта 1921 по 14 апреля 1952 гг. и д. 1483 — с 31 августа 1944 по 9 ноября (?!) 1953 гг.) и д. 1484 с советами о лечении и жалобами на неправильное лечение вождя (охватывающее период с 4 марта по 4 апреля 1953 г.). В этих важнейших документах обращают на себя внимание многочисленные подчистки, нехватка листов, измененная нумерация страниц. Относятся они к периоду, когда Сталина уже не было в живых.
Напомним, что вплоть до середины 40-х гг. серьезных заболеваний у вождя не зафиксировано. Лишь в начале 20-х гг. в ходе внутрипартийной борьбы у него на короткий срок была диагностирована неврастения. Суставный ревматизм левой руки имел еще более раннее происхождение (с 1885 г.) и давал о себе знать чаще всего после гриппа.
Болезнь, начавшаяся в ночь с 1 на 2 марта 1953 г. была диагностирована как нарушение мозгового кровообращения (инсульт). Она же указывалась и как непосредственная причина смерти в официальных документах, опубликованных после кончины Сталина. Однако в истории этой последней болезни с самого начала обращают на себя внимание неполадки вовсе не
Патолого-анатомическое исследование тела Сталина показало, что ущерб, причиненный кровоизлиянием в мозг не так велик, как могло показаться: «В области полюса левой височной доли небольшой очаг кровоизлияния, диаметром 0,5 см…». Зато в желудке обнаружена «черного цвета жидкость». При вскрытии были обнаружены очаги кровоизлияния не только в желудке, но и в кишечнике.
Поскольку официальные бюллетени о состоянии здоровья генералиссимуса публиковались в открытой печати и горячо обсуждались, особенно среди специалистов-медиков, а в памяти у всех еще было «дело врачей», еще в период болезни Сталина в ЦК стали поступать советы о лечении вождя, а после его кончины — указания на неправильное лечение.
Так сотрудники Горьковского мединститута высказывали беспокойство в связи «с целесообразностью применения при высоком давлении и кровоизлиянии тонизирующих средств камфары и кофеина». Некий аноним обращал внимание именно на множественные кровоизлияния в сердечную мышцу и органы брюшной полости, в то время как «кровоизлияние в мозгу ограничилось подоболочечным и внутриузловым. В желудочках мозга кровоизлияния не было».
Самым обстоятельным было письмо врачей Е. Е. Филипповой, А. А. Никонова и Ф. Н. Евлахова, написанное 10 марта. В нем отмечалось, что назначение и подкожное впрыскивание 20 % камафарного масла при гипертонической болезни и кровоизлиянии в мозг губительно, опасно и ничем не оправдано, так как оно «повышая кровяное давление и усиливая сокращение мускулатуры сердца и сосудов, способно лишь выбросить кровь из сосудов головного мозга под мозговую оболочку», что и произошло. Они полагали неправильным и назначение больному кислорода, что вызвало охлаждение тела, спазмы и сокращение сосудов в легких, а это, в свою очередь, повышает кровяное давление и ведет к выбрасыванию крови из мозговых сосудов под мозговую оболочку. Авторы письма обвиняли в неправильном лечении «старых буржуазных профессоров» Тареева, Мясникова и Лукомского и требовали их к ответу. Понятное дело, что власти взяли врачей под защиту.
В то же время, вариант готовящегося покушения на Сталина находит отражение и в воспоминаниях его дочери Светланы. Она отмечает, что в феврале 1953 г. состоялся ее последний разговор с отцом по телефону, в котором он спросил ее о письме некоего Надирашвили, искавшего выход на Жукова или Ворошилова и имевшего некие компрометирующие материалы на Берия. [476] Светлана обращает внимание и на то, что несмотря на тяжелое состояние отца, высшие чины охраны не предпринимали ничего для оказания помощи Сталину, хотя даже без прихода врачей диагноз («удар») ему поставила даже подавальщица Мотя Бутузова. [477] Светлана Сталина утверждает, что некоторой информацией об участии отдельных членов руководства в устранении отца располагал ее брат Василий, который попытался поделиться своими идеями на этот счет с зарубежными корреспондентами и был именно за это арестован. [478]
476
Аллилуева С. 20 писем другу: Воспоминания дочери. М. 2000. С. 215–217
477
Там же, С. 217
478
Там же, С. 219
Материалы истории болезни Сталина показывают, что в этот критический момент был почему-то изменен традиционный (и проходивший всегда под неусыпным надзором МГБ) порядок лечения главы государства. Особую и до конца не проясненную роль в эти дни сыграл вскоре бесследно пропавший ближайший подручный Берии — Хрусталев. Некоторое недоумение с точки зрения практической целесообразности вызывает установление Бюро Президиума ЦК КПСС «постоянного дежурства у т. Сталина членов бюро Президиума ЦК». [479]
479
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1486. Л. 1
На прямой вопрос Ф. Чуева о возможности отравления Сталина во время последней встречи с ним членов Политбюро за столом, Молотов позже отвечал: «Могло быть». [480] Более того, размышляя о первых месяцах после смерти Сталина, Молотов вспоминал о том, что Берия «на трибуне мавзолея 1 мая 1953 года делал такие намеки…», говоря: «Я всех вас спас». [481]
Наконец, в последний день жизни Сталина (причем именно в те часы, когда наметилось некоторое улучшение состояние его здоровья) «ближний круг» приступил к дележу власти. Это тема отдельного разговора, но она необычайно важна, так как речь идет о механизмах передачи власти. О том, как все проходило, говорил Молотов на январском Пленуме (1955 г.), подвергая критике Маленкова: «Смерть товарища Сталина. Мы стоим у постели больного человека, который умирает. Надо между собой поговорить, никто не говорит с нами. Здесь есть двое — Маленков и Берия. Мы сидим на втором этаже: я, Хрущев, Булганин, Ворошилов, Каганович, а они наверху. Они приносят готовые, сформулированные предложения, обращение ЦК, проекты Президиума Верховного Совета, состав Правительства, глава Правительства, Министерства, такие-то Министерства объединить и прочее. Все это принесено нам Берия и Маленковым». В фонде Маленкова сохранились черновые наброски состава высшего руководства страны. Согласно этим первоначальным планам, лишались своего былого веса в партии и правительстве именно те лица, которым наиболее доверял в последний период жизни Сталин, более того, те, кого он всячески выделял в эти месяцы: М. З. Сабуров, М. Г. Первухин и В. А. Малышев. Они должны были утратить посты заместителей Председателя Совета Министров и членов Бюро Президиума СМ СССР. Первухин должен был получить пост министра электростанций (позже, заметим, после своего падения с поста главы правительства на это место был назначен сам Маленков), а Малышев — министра транспортного и тяжелого машиностроения. Характерно, что утверждение этих проектов на совместном заседании высших партийных и государственных органов состоялось вечером 5 марта, когда Сталин еще был жив!
480
Сто сорок бесед с Молотовым…, С. 324
481
Сто сорок бесед с Молотовым…, С. 327–328
Для чего понадобилось Маленкову и Берии после нескольких лет подковерной борьбы за власть вновь возводить на ее вершины Молотова, Микояна, Кагановича и др.? Думается, главной причиной было именно то, что не знавшие всех перипетий этой борьбы миллионы советских людей по-прежнему видели едва ли не единственным преемником Сталина Молотова, а других старейших членов Политбюро — обязательным окружением любого нового лидера страны. Маленков и Берия справедливо опасались того, что страна может не поддержать иной расклад политических сил в высшем руководстве. И надо сказать, что опасались этого они, конечно, не без оснований — в адрес Молотова после смерти Сталина пришли сотни писем, в которых простые люди выражали недоумение по поводу того, что не он стал новым лидером страны. Кроме того, быстрая реабилитация врачей привела к тому, что в общественном сознании (обладавшим большой инерцией) она вызвала сомнение в правильности этого шага. Люди в письмах Молотову обвиняли Маленкова и Берию в «потворстве евреям» и т. п.
Так или иначе, смерть Сталина оказалась весьма кстати как для тех членов Президиума ЦК, кто возглавил бы списки новых «врагов народа» уже к лету 1953 г., так и для тех, кто уже явно заждался власти и стремился скорее получить ее, не дожидаясь возможной опалы.
Заключение
Главное содержание первых послевоенных лет — это приобретение Советским Союзом статуса «сверхдержавы». Данное обстоятельство обусловило многие серьезные изменения в политическом курсе. В первую очередь, это касается внешнеполитической сферы. После окончания войны орбита влияния СССР существенно расширилась, советская страна утвердилась в качестве активного игрока на международной арене.
Расставание с бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции произошло довольно быстро, надежды на сотрудничество между ведущими государствами мира и, прежде всего, с Соединенными Штатами Америки остались иллюзиями. В результате отношения СССР с государствами Запада выстроились на основе политики, вошедшей в историю под названием «холодная война». Именно в период 1945–1953 годов практически в полном объеме произошла выработка советского внешнеполитического курса, существовавшего вплоть до конца 80-х годов. Конфронтационные отношения с Западом, оформленные в этот период, в целом оставались таковыми практически до перестройки. Ожидание полномасштабной войны или крупного конфликта стало тем синдромом, который характеризовал жизнь общества со сталинских времен до конца существования советского государства. Даже курс на мирное сосуществование двух систем, выдвинутый на первый план Хрущевым, зарождался именно на рубеже 40-50-х. К осознанию его необходимости и преимуществ советское руководство пришло еще до «оттепели».