Рождение
Шрифт:
Некоторое время курсанты изучали запись движения отряда. Сначала все шло гладко. Отряд быстро достиг своей цели. Но в предпоследнем помещении попал в засаду. Замелькали смутные тени. Раздались истошные крики «Пауки. Пауки. Везде пауки». Потом «Ты куда, ****, стреляешь?! Немедленно прекратить стрельбу!» и ослепительная вспышка.
— Бабах.
— Красиво взорвались.
— Интересно, как будет выглядеть тот курсант?
— Думаю, его внешний вид можно будет охарактеризовать как Боль.
— В Валгалле разрешено рукоприкладство?
— Еще какое… надо же пар людям спустить. Кроме того,
— Это варварство.
— Ну, есть шанс, что его никто не будет бить. — После непродолжительного молчания, дружный хохот разнесся по внутреннему каналу связи.
[Планета Земля.]
Мигнул отсчет о десятиминутной готовности. Автопилот, в соответствии с проложенным маршрутом, вывел машину с высокосортной магистрали и начал плавное снижение. Наружные камеры транслировали внешнюю панораму прямо мне на нейросеть. И хотя степень погружения была низкая, все равно было то приятное ощущение, что я лечу, парю над землей.
Не хватало только легкого встречного ветерка. Мысленно отрегулировав поток воздуха в салоне, добился нужного эффекта. Да так лучше. Машина продолжала снижаться, внизу мелькали поля. Конечно же, я мог долететь до дома и там опуститься на лужайку. Но без необходимости, летать над жилыми районами, было не принято. Поэтому оставшуюся пару километров машина проедет по трассе.
Глаз зацепился за комбайн на одном из полей. Захотелось увидеть его поближе. Изучить. Очень сильно. Я вздохнул. Как не вовремя. Теперь буду несколько недель сидеть разбираясь. Выискивать в нем, что может сломаться и как это предотвратить. Так происходило периодически и не поддавалось контролю. Петрович пытался разобраться, но его специалисты только разводили руками. В конце концов, он плюнул и оставил все как есть.
С другой стороны, у меня теперь есть нейросеть и возможно процесс будет протекать несколько быстрее. Увеличив работающий комбайн, считал его регистрационный номер. Зашел на сервер производителя. Модель не новая, но вполне надежная. Проработала много лет. Скорее всего, есть статистика повреждений, отказов. Возможно, это будет очень быстро. С утра обращусь, по служебным каналам и получу все необходимую документацию. Сейчас это делать не стоит — а то прощай обед и ужин с девушкой. Засяду. Погружусь. Откинувшись на спинку кресла, пригубил напиток. Завтра, все завтра, а сегодня только отдыхать.
Окружающее пространство подернулось рябью, заставив меня вздрогнуть. Передо мной, медленно вращаясь, возникла подробная трехмерная модель комбайна. Сначала полностью серая, модель стала меняться, большая часть деталей комбайна поменяла свой цвет на зеленый, некоторые вспыхивали желтым, какие-то подсвечивались красным. Перед глазами вспыхнула надпись.
Внимание!
Недостаточно данных для поиска уязвимости объекта. Требуется дополнительная информация. Производится подключение к базам данных. Синхронизация завершена. Ориентировочное время завершения анализа цели 130 минут.
Спешно запустив модуль диагностики нейросети, после недолгих поисков, я с некоторым недоумением уставился на неизвестный процесс, висевший перед моим внутренним взором. Визуализировался он в виде плотного клубка золотистых нитей, которые постоянно находились в движении, то увеличиваясь в диаметре, то уменьшаясь — создавая впечатление живого существа.
Несколько исходящих нитей крепилось к периферии нейросети, получая доступ к базам данных, одна наиболее толстая вела к одному из временных внешних шлюзов. Создав внешний канал, который получил доступ к серверу производителя комбайна, используя мой служебный доступ.
Попытка прикоснуться и как-то повлиять на работу внешнего канала, закончилась кратковременной головной и легкой фантомной болью в руках, когда я получил за свой интерес небольшим разрядом энергии.
Самое интересное, что при попытке хоть как-то повлиять на работающую программу — нейросеть отвечала, что нельзя ее прерывать, вмешиваться в работу, что процесс имеет высший приоритет. При этом получить подробную информацию, а что собственно за процесс — я так и не смог.
Конечно же, можно было подумать, что это вирус или что-то вредоносное, но я слишком хорошо знал это чувство, ощущение, которое возникло у меня перед активацией программы. Вот только в этом случае, получалось, что эта программа работала до того, как мне установили новую нейросеть, анализируя уязвимости. Выходило, что воспринимаемое мною, как и другими людьми, за мои личные индивидуальные возможности, есть результат работы сегментов моей старой нейросети.
Возникал только один вопрос, каким образом у меня в голове оказалась программа, которая анализирует лучше, чем существующие системы сейчас. Я не первый год работал в этом направлении и был знаком с системами анализа. Хм…
* * *
Перед глазами мелькнула вспышка. Я находился в своей комнате, в кресле, перед рабочим терминалом. Ведя беседу с кем-то, кто находился за моей спиной.
— Ты не представляешь, если все получится, это будет прорыв. Совершенно иная система анализа, построенная на принципиально новых алгоритмах, принципах. Это гигантский шаг в будущее.
Меня переполняли чувства.
— Представляешь, сколько жизней это спасет? Мы сможем моделировать, рассчитывать, анализировать намного быстрее и эффективнее чем любые системы до сих пор. Какой толчок это даст нашему проекту? Мы будем точно знать, что нужно сделать, что нужно заменить, чтобы…
— Программа показывает стабильные результаты, нужно произвести эксперимент, как она будет работать в Единстве. Нужна будет твоя помощь, ты как один из якорей, будешь нести ее основную часть. Ты согласен?
Развернувшись на кресле, я посмотрел на человека в комнате. На себя. Я, стоящий рядом, улыбнулся мне, сидящему, и сказал:
— Конечно, Дмитрий. Я с тобой. Все что нужно — сделаю.
* * *
Страшная догадка обожгла разум.
«Нет, нет, нет». — Я быстро вызвал составленные много столетий назад списки погибших. Пробежался глазами, так и есть: Дмитрий, автор множества изобретений, лауреат… его изображение, видео — он не я.
Дальше я не читал. Все вокруг поплыло в тумане, стало душно. Получается это чужие воспоминания, чужая память. И сколько такой памяти у меня? Кто я вообще такой? Может вся моя жизнь, что я помню, те крохи, что я помню, — чужое.