Рожденная для славы
Шрифт:
— Ваше величество, мне и в голову не приходило…
— Ах, не приходило! Вы собираетесь женить сына на Арабелле Стюарт. Мне нетрудно представить, как работают ваши мысли, милорд. Арабелла Стюарт — дочь Чарльза Стюарта, родной брат которого был мужем Марии Шотландской. Отец Арабеллы — внук сестры моего отца. Вот вам и королевская кровь, и притязания на престол. К тому же Арабелла — англичанка, а моим подданным нравятся принцессы английской крови. Если шотландец Яков Стюарт не сможет стать английским королем, его вполне сможет заменить Арабелла, не так ли? Вы стреляете по двум мишеням сразу! Дороти Девере станет женой Якова, а ваш сын — мужем Арабеллы. Неплохо придумано, Роберт! Сразу две
Роберт стал белее мела.
— Как ты можешь говорить такое? Ты же знаешь, что если с тобой что-нибудь случится, жизнь станет мне не мила.
— Ничего, Роберт Дадли, думаю, ты справишься со своим горем. Тебя утешит твоя волчица, а ее щенки помогут тебе подобраться еще ближе к трону.
— Но это всего лишь проект, — пролепетал Роберт. — Я же должен заботиться о своих родственниках.
— Еще бы! Но заруби себе на носу: твоей женушке королевских почестей не видать — ни ей, ни ее потомству. Ты еще пожалеешь о том дне, когда женился на ней! А ее дочь Пенелопа такая же вертихвостка, как мамаша. Сначала морочила голову Филиппу Сидни, а потом взяла и выскочила замуж за лорда Рича. Очевидно потому, что его состояние вполне соответствует имени.
— Она вышла за лорда Рича с неохотой.
— Неужели? Очевидно, предпочла бы выйти замуж за Якова Шотландского!
— Ты несправедлива к ней.
— Я рада, что Филипп Сидни женился на дочери Уолсингэма и не породнился с твоей Леттис. Думаю, мать Филиппа тоже этому рада. А планам твоим не осуществиться, ты понял?
— Переговоры начались. И вообще это была всего лишь предварительная разведка…
— Роберт Дадли, не заносись слишком высоко. Иначе можешь попасть в беду.
Он молчал, и вид у него был такой несчастный, что я тут же прониклась к нему жалостью.
Я сказала себе, что все эти честолюбивые проекты придуманы не Робертом, а проклятой волчицей. Это она вознамерилась во что бы то ни стало посадить свое отродье на престол.
Все еще изображая гнев, я велела Роберту удалиться, но через несколько дней ему было позволено вернуться ко двору, и между нами восстановились мир и согласие.
В тот год я потеряла одного из своих лучших министров, графа Суссекса. Он не относился к разряду придворных вертопрахов, с ним невозможно было шутить и кокетничать, не обладал он и блестящим умом Берли или Бэкона, но это был славный, преданный, высоконравственный человек. Мы с ним часто спорили, но даже его упрямство вызывало во мне уважение. Суссекс давно болел, а я ненавижу всяческие недуги и боюсь их. Придворным об этом хорошо известно, поэтому в моем присутствии о болезнях говорить не принято — если, конечно, речь идет не о здоровье Роберта. Впрочем, Роберт обычно изображал недуг, чтобы выйти из немилости. С Суссексом, увы, все обстояло иначе. Он был болен всерьез, неизлечимо. Мои приближенные знали это, а потому, не желая меня расстраивать, молчали.
Я замечала, что Суссекс в последнее время стал страдать приступами удушья, однако он изо всех сил делал вид, что ничего особенного не происходит. Я велела ему отправиться на целебные источники в Бакстон, и он повиновался, хотя очень не хотел уезжать из Лондона — боялся, что в его отсутствие Лестер заграбастает еще больше власти и влияния.
Я хорошо понимаю людей, умею читать их тайные мысли, да и сама далеко не праведница, вот почему я готова прощать своим слугам многое, продолжая любить их и ценить их достоинства. Государственной мудростью я не уступаю своим министрам, но кроме того, я еще обладаю чисто женским даром предвидения. Существо женского пола обладает
Я люблю их всех, как собственных детей. Мои мужчины знают это и отвечают мне взаимностью, ибо каждый из них втайне нуждается в матери… И я всегда была им матерью. Иногда ругала их, как напроказивших детей, но это лишь увеличивало их любовь ко мне. Даже для тех моих придворных, кто относился ко мне как к возлюбленной, я тоже была матерью. Я следила за их здоровьем, а если кто-то заболевал, делала все, что было в моих силах. Вот почему состояние Суссекса так меня тревожило. Умирать ему было еще рано, графу исполнилось пятьдесят семь лет, всего на семь лет больше, чем мне.
Однажды от Суссекса прибыл посыльный и сказал, что его господин просит меня удостоить своего верного слугу визитом. Я немедленно отправилась к Суссексу и опечалилась, увидев, как плохо он выглядит. Я взяла его за руку, а граф попытался поцеловать мои пальцы, но я воспротивилась.
— Нет, друг мой, вам нужно беречь силы. Старайтесь дышать ровнее. Королева вам приказывает.
— Миледи, — сказал он, — служба вашему величеству была главной радостью моей жизни.
— Я знаю, — ответила я. — Но ваша служба еще не закончена. Приказываю вам немедленно выздороветь и вернуться ко двору.
Граф слабо покачал головой:
— Увы, ваше величество, мне уже не подняться с этого ложа.
— Вам еще рано умирать.
— Нет, я успел состариться на вашей службе.
— Перестаньте, Томас, — сказала я. — Мы с вами одного возраста, и я не желаю обходиться без вас!
— Смерть слишком близка, ваше величество. Я умираю без сожалений, жаль только, что больше не смогу быть вам полезен. А при дворе пусть блистают другие…
Я грустно покачала головой, поняв, что даже на смертном одре Суссекс говорит о Лестере, которого он всегда считал моим злым гением. Однако, когда после женитьбы Роберта я вознамерилась засадить его в Тауэр, именно Суссекс удержал меня от этого опрометчивого шага. А ведь у него была возможность расквитаться с давним врагом. Суссекс не сделал этого, ибо почитал справедливость превыше всего и желал своей королеве добра.
На глазах у меня выступили слезы.
— Я не могу допустить, чтобы меня покидали лучшие слуги. Я слишком люблю вас, милорд. Я всегда вас любила.
На прощание я сказала, что буду приезжать к нему каждый день до тех пор, пока он не поправится, а думать о нем буду все время.
Но в последние минуты графа меня там не было — с Суссексом находился Хаттон. Он и передал мне последние слова умирающего. Суссекс сказал: «Я ухожу в мир иной, а вас оставляю. Берегитесь Цыгана, он предаст вас всех. Вы не знаете, какой это негодяй».
Под «Цыганом» он, разумеется, имел в виду темноглазого, черноволосого графа Лестера.
Затем Суссекс впал в забытье, а через несколько дней его не стало.
Меня очень развеселило, когда я узнала, что Дороти Девере не пожелала подчиниться воле своих честолюбивых родителей и сбежала с юным Томасом Перро. Юноша и девушка влюбились друг в друга и решили пожениться. Викарий Броксборнской церкви поведал мне эту романтическую историю. К нему явились двое мужчин и потребовали ключи от церкви, на что священник, разумеется, ответил отказом. Тогда незнакомцы удалились, но на душе у викария было неспокойно, и он решил на всякий случай наведаться в церковь. Оказалось, что двери открыли без него и обряд тайного венчания в разгаре.