Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага

Иванов Андрей Александрович

Поскольку начальный этап военных действий характеризовался грандиозным всплеском патриотизма в Российской империи, это наложило свой отпечаток и на особенности контршпионской работы отечественных силовых структур. Многие русские солдаты и офицеры, завербованные иностранными спецслужбами, после попадания на территорию России тотчас же шли с повинной в контрразведку. Так, например, поступил подпоручик 23-го Низовского пехотного полка Я. Колаковский, признавшийся в получении от немцев заданий по подрыву моста под Варшавой и убийству великого князя Николая Николаевича [38] . Впрочем, несмотря на такие проявления верности присяге и долгу, случаи измены российских подданных в 1914 году также были весьма нередки. К примеру, переправкой австрийских шпионов через границу стали активно заниматься жители прифронтовой полосы, получавшие за это жалованье в размере 20 рублей.

38

Спиридович А. И.Великая война и Февральская революция. 1914–1917 гг. В 3-х т. Т. 1. Нью-Йорк, 1960. С. 106–107.

Под

воздействием официальной антигерманской пропаганды подобные случаи привели к тому, что в общественном сознании наметился «перенос комплекса отрицательных эмоций ненависти и ожесточения, связанных с образом внешнего врага, на образ врага внутреннего — „внутреннего немца“» [39] . В свою очередь, подобная экстраполяция повлекла за собой развитие шпиономании и доносительства. Жандармский генерал А. И. Спиридович отмечал, что с первых же дней войны «как-то странно сильно стали говорить в Петербурге о шпионаже немцев», а с фронта «шли слухи, что еврейское население чуть ли не сплошь занимается шпионажем» [40] . Последнее грозило превратиться в настоящую проблему, поскольку эту точку зрения разделяли даже члены Совета министров! [41]

39

Чертищев А. В.Политические партии и массовое политическое сознание действующей Русской армии в годы Первой мировой войны (июль 1914 — март 1918 гг.).: Автореф. дисс… докт. ист. наук. М., 2007. С. 35.

40

Спиридович А. И.Великая война… С. 16, 31.

41

См.: Яхонтов А. Н.Тяжелые дни. // Архив русской революции. Т. 18. М., 1993. С. 42.

Высшее военное командование также попало под влияние антисемитских настроений, посчитав, что «евреи деятельно скрывают дезертиров, способствуют побегам нижних чинов и вообще стараются ослабить мощь русской армии» [42] . А если высокообразованный офицерский корпус стал воспринимать российских евреев как пособников противника, то чего же следовало ожидать от простых солдат? Согласно докладам полицейских чиновников, к концу 1914 года в действующей армии укрепилось твердое мнение, что Генеральный штаб Германии всячески использует евреев, свободно владевших немецким языком, для ведения разведывательно-диверсионной работы на территории России «из-за склонности многих из них к преступлениям всякого рода за деньги».

42

РГВИА. Ф. 2134. Оп. 7. Д. 60. Л. 12.

В итоге убежденность военных властей в наличии массового шпионажа со стороны евреев вынуждала контрразведывательные органы тратить львиную долю своего времени на детальную разработку почти каждого доноса о фактах разведывательной деятельности иудеев. По данным С. Гольдина, на начальном этапе войны евреи «фигурировали как обвиняемые или подозреваемые в 20–30 % дел, заведенных контрразведывательными отделами 2-й, 8-й, 10-й армий» [43] .

Отчасти такая ситуация стала возможной вследствие недостатков кадрового комплектования военно-контрольной службы. По свидетельству современников, в органы по борьбе со шпионажем принимались строевые офицеры и прапорщики, некоторые из которых «не имели никакого понятия ни о существе розыска, ни о технической его стороне» [44] .

43

См.: Гольдин С. Евреи и шпиономания в Русской армии в годы Первой мировой войны // Лехаим. 2007. № 3.

44

Курлов П. Г.Гибель императорской России. М., 1992. С. 181

Попадая под влияние предрассудков и стереотипов, такие сотрудники часто неадекватно воспринимали поставленные перед ними задачи по обеспечению безопасности войск и стратегических объектов. Страдало же от этого местное население, подозреваемое в таких тяжелых преступлениях, как измена и шпионаж, независимо от наличия или отсутствия доказательств, не говоря уже о фактической вине.

* * *

Из этого корня проистекали две главные проблемы военно-контрольной службы на начальном этапе войны. Во-первых, придание национального, и даже националистического, характера контршпионской работе. Поэтому, по словам историка Н. В. Грекова, аресты подозреваемых в шпионаже проводились не в соответствии с «наличием у контрразведки компрометирующих конкретное лицо сведений, а национальной принадлежностью» этих лиц. [45] Это подтверждается и данными А. В. Седунова [46] .

45

Греков Н. В.Русская контрразведка в 1905–1917 гг. // Режим доступа: www.auditorium.ru/books/124/glava3-l.pdf

46

Седунов А. В.Губернская администрация и контрразведка Северного фронта в годы Первой мировой войны // Вестник молодых ученых. Серия: Исторические науки. 2005. № 1. С. 30.

Во-вторых, стремление контрразведчиков поставить знак равенства между

изменой и германофильством [47] повлекло за собой составление списков прогермански настроенных россиян, приравненных к изменникам и шпионам. В данные списки попадали «директора заводов, генералы, инженеры, присяжные поверенные, студенты наряду с рабочими, людьми неопределенных профессий; были католики, православные, лютеране, буддисты, были русские, эстонцы, латыши, китайцы». При этом невиновность большинства этих лиц была очевидна, но для контрразведчиков «величина списков служила признаком продуктивности работы». Подозреваемые задерживались десятками [48] .

47

См.: Алексеев А.Россия в 1914–1915 годах. Война на два фронта // Наука и жизнь. 2007. № 9.

48

Седунов А. В.Губернская администрация, и контрразведка… С. 29.

Главное управление Генерального штаба, разумеется, всячески боролось с подобными проявлениями непрофессионализма собственных армейских и тыловых сотрудников. В издаваемых инструкциях и приказах подчеркивалось, что данные списки должны составляться «с самым строгим разбором, дабы в них заключались только действительно неблагонадежные […] лица, о коих имеются более или менее обоснованные сведения, что они занимаются военным шпионством» [49] , но все эти меры пропадали втуне.

49

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 270. Л. 2.

Что же до полноценной борьбы со шпионажем, то велась она крайне слабо во многом из-за того, что низкий уровень подготовки многих контрразведчиков и некоторая неопределенность их полномочий не позволяла в полной мере применять классические методы работы КРО. К тому же среди ряда сотрудников военного контроля бытовало мнение, будто «шпиона по роже видать» [50] , а подобная точка зрения делала все тонкости агентурной работы попросту бессмысленными и ненужными. В результате «агенты контрразведки пошли по жандармскому пути и сумели дискредитировать все дело» [51] . Сотрудники военно-контрольной службы на фронте и в тылу арестовывали десятки подозреваемых в шпионаже, но большая часть этих людей никакой разведывательной деятельности не вела, поэтому их приходилось отпускать на свободу [52] .

50

Галвазин С. Н.Охранные структуры… С. 37.

51

Лемке М. К.250 дней в царской ставке. 1916. Мн., 2003. С. 525.

52

См.: Курлов П. Г.Гибель императорской России. М., 1992. С. 211.

Эти факты не отрицают того, что агенты военной контрразведки на некоторых участках фронта, столкнувшись с активной работой вражеских шпионов, показали довольно высокую квалификацию в деле их обнаружения и обезвреживания. Например, военным контролем 3-го кавалерийского корпуса в январе 1915 года была задержана группа разведчиков, распространявших среди солдат корпуса антивоенные пропагандистские прокламации [53] .

Несмотря на подобные частные случаи, к весне 1915 года генерал-квартирмейстер ставки Ю. Н. Данилов констатировал полный развал фронтового контршпионажа. Исследуя причины сложившейся ситуации, генерал М. Д. Бонч-Бруевич сделал ряд неутешительных выводов. Во-первых, «контрразведывательные отделения обычно не знали, какую именно операцию развивает фронт, армия, корпус […], поэтому они и не могли представить себе, какие именно районы наиболее нуждаются в прикрытии их контрразведкой». Во-вторых, «руководство контрразведкою уходило от начальников штабов, а это имело своим последствием полную оторванность контрразведки от оперативной деятельности войск». В-третьих, КРО «не имели представления о системе шпионажа со стороны противника», поэтому их работа «сводилась к улавливанию случайно попавшихся разведчиков и шпионов» [54] .

53

РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 274. Л. 212.

54

Бонч-Бруевич М. Д.Потеря нами Галиции в 1915 г. Ч. 2. М.; Л., 1926. С. 230.

Серьезные вопросы вызывала структурная подчиненность местных КРО и нормативная база борьбы с разведками противника: «С объявлением войны контрразведывательные органы штабов армий и военных округов на театре военных действий, естественно, вышли из ведения Главного управления Генерального штаба, перейдя под общее руководство штабов армий фронтов и отдельных армий. Причем, по-видимому, основы положения о контрразведывательных отделениях не соблюдаются и многие из таковых отделений […] вовсе этих положений не имеют. Между тем для успешности контрразведки необходимо, чтобы все органы ее как на театре военных действий, так и все его руководствовались какими-либо общими основаниями и поддерживали в известной степени связь между собой» [55] .

55

Лемке М. К.250 дней в царской ставке. 1916. Мн., 2003. С. 524.