Рожденные в завоеваниях
Шрифт:
Я долго выбирала и отказалась от столького количества тем, что с лихвой хватит на целую библиотеку. Многие получались слишком утонченными, другие — недостаточно утонченными, некоторые показались мне просто отвратительными с самого начала. Пол снятой мною комнаты устилал ковер из отбракованных идей. Если бы я просто нашла тему и не могла бы найти должных слов для ее выражения, все было бы в порядке. Такова доля поэтов. Но когда не найти тему? Такой судьбы я не пожелала бы и азеанцу!
От истории я отказалась в самом начале. Такие образы подходят для любителей, но история — наука субъективная в лучшем случае и каждое зафиксированное событие видится по-разному разными людьми. Нет худшей пытки для поэта,
Таким же образом я отказалась и от описания сексуальных утех. Различия во вкусах среди моей предстоященй аудитории были достаточными, чтобы у поэта просто начались кошмары, и они в самом деле начались. Я не могла даже воспользоваться последней надеждой любителя — смешать в кучу всего понемногу, потому что Хозяйка кайм’эра Ретева находит секуальные эксперименты отвратительными.
Тазхейн! Я не могла бы придумать худшей ситуации, если бы кто-то поручил мне ее изобрести!
Я задумалась и вспомнила свое ругательство, произнесенное в разражении и отчаянии. Тазхейн — бесстрастный предатель и бог-отец браксаны. Хватит ли у меня смелости представить религиозную тему людям, которые более всего презирают действующую религию?
А почему бы и нет?
До поздней ночи я писала и надиктовывала. Один раз мне пришлось выбегать в магазин за новой батарейкой для магнитофона, а оказавшись на улице. я чуть не врезалась в мужчину, прогуливавшегося в поисках удовлетворения. Все мое время считается рабочим и моя занятость представляет Обоснованную Причину, чтобы ему отказать? Мне не хотелось это проверять. Да, можно писать стихи, одновременно удовлетворяя похоти какого-то незнакомца, но это очень трудно.
Когда у меня образовался первый вариант, на улице светало. К полудню второго дня я начала видеть в этом некий намек на шедевр. Что началось, как рассказ о славе, превратилось после добавления утонченности и беспощадной правки в нечто с большим размахом. Я видела, как текст улучшается по мере работы. Значения добавлялись уровень за уровнем: с рачетом на каждого. Для простых (на поверхности): кровавая история о божественном происхождении племени браксана. Для Затара и ему подобных, что как раз и являются людьми, ради которых живет и творит поэт, — тысяча уровней значений, которые можно раскрывать и раскрывать, плюс немного черного юмора. Он поможет мастеру Искусства одновременно рассказать вторую, третью и четвертую истории.
На четвертый день все было сплетено, вербальное переплетение войны, похоти и — конечно — Главного Предательства. «Я расскажу вам о смерти Создателя», — монотонно напевала я, засыпая у себя за письменным столом, и мой разум воспользовался возможностью помечтать о тысяче утонченностей, которые может содержать эта строка, если воспользоваться речевыми режимами браксаны…
— Ланства, поэтесса.
Я низко поклонилась, сердце учащенно билось в груди. Я знала, что двое из собравшихся по крайней мере умеренно враждебны к моему Искусству; и их мне нужно завоевать на свою сторону, если жизнь дорога. Остальных нужно удовлетворить, совратить… манипулировать ими. Это было истинное искусство, которое включало поэзию типа моей.
1 — Я расскажу вам о смерти Создателя (триумф/удовлетворение/конечность)
2 — И те из вас, кто оплакивает богов, будут тронуты, (превосходство, окрашенное удовольствием)
3 — А все, кто серьезно поклоняется глупости (подчеркнутое превосходство)
4 — Упадут на колени перед судьбой небес (приказ с насмешкой)
5 — И не посмеют поднять недостойные глаза к Пустоте, где живут боги
К
Я рисовала славную картину жизни Создателя в самых ярких и ильных образах. Мои образы пришли из мифологии других народов, для которых величайшим божеством было то, что отвечало за создание Всего Сущего. Таким образом его падение становилось еще более драматичным. Между строк, глубоко под той скрытой иронией, что была превалирующим речевым режимом этой части, я вплела в работу достаточно тонких намеков, чтобы позволить им посмеяться надо мной — потому что Авра-Салос, создатель Вселенной и всего того, что он в нее поместил, мой Создатель, не являлся отцом браксаны.
Я позволила голосу стать зловещим от дурного предчувствия, когда рассказывала о создании Тазхейна, как подходящего соперника Единому. Я нежно оттенила стих хаосом, когда родилась Ар, жена Единого и форма для отлива женщин. Ее рождение не оставило ни одной свободной мысли в небесах, после этого ставших известными, как Пустота Сознания. Они были мои, эти браксаны, и я знала это. Я работала, руководствуясь инстинктом, декламировала по памяти в некоторых местах и импровизировала в других. И насколько я могла судить, делала правильный выбор.
Ар в своей зловещей славе пролетела над моими слушателями, богиня хаоса, свобода ее устанавливала связь мужчины с волей женщины. Я знала, что в тот момент управляю ими, и они боялись богиню, чего никогда не сделали бы по здравом размышлении — эти притворщики-атеисты. Хотя большинство из них не могли понять все уровни значения, которые я им представляла, подсознательно они впитывали все. Я четко видела, как услышанное целиком поглощается, что видно было по глазам, и продолжала.
Я окутала слушателей дымом войны миров-сестер, и мой голос восхвалял Тазхейна за предательство и разрушение его Создателя, даже когда оплакивала плоды его вероломства в псевдорелигиозном горе. Миры содрогались — человеческая кровь лилась рекой — для вас достаточно жестокости, кайм’эра Затар?
Затем, переключившись на речевые режимы, подразумевающие сексуальность и силу, я говорила о появлении Тазхейна на Бракси и зачатии браксаны. Казалось, это им нравится, и я подольше задержалась на этом вопросе, импровизируя более детальное описание, чем изначально планировалось.
Внезапно перестроив тон, я перешла на условную привязанность Ар. Намеки на угрозу я свела к минимуму; мифологическое обещание ее свободы в случае женского доминирования было излишне, тем более из уст женщины, поэтому следовало работать с повышенной осторожностью. Я почувствовала, что эти мужчины, с презрением относившиеся к мифу, когда мое выступление закончилось уже не были так уверены в собственном атеизме.
Моя заключительная часть показывала варварство браксанов, в безжалостности которых — залог будущей силы и власти. Преувеличение было бы дешевым подхалимством. Браксанская мифология поддерживает Социальные Кодексы и право браксаны на власть. Сказать это — и достаточно, если вопрос представляет поэт, передавая каждое слово в другом режиме, придавая каждой фразе тысячу значений.
Публика молчала.
Затем Затар медленно кивнул — дал знак, свидетельствующий, что я преуспела и мне следует уйти, и ни слова больше. Я низко поклонилась в ответ и подчинилась приказу лорда.