Рожденный очаровывать
Шрифт:
Джек устало прикрыл глаза. Она не верит в его любовь. И правильно. С чего это вдруг она должна испытывать к нему доверие?!
Через несколько минут из леса появилась бегущая трусцой Эйприл в широком алом топе-лифчике и черных спортивных шортах-утяжках. С ним она чувствовала себя спокойно только в присутствии других людей и сейчас невольно сбилась с ритма. Он подумал, что она пробежит мимо. Но Эйприл замедлила шаг и подошла к нему. При виде ее тренированного сильного тела, капелек пота на ее голом животе кровь бросилась ему в лицо.
– Я не ожидала
Джек встал. В коленке что-то громко хрустнуло.
– Раньше ты говорила, что тренировки существуют специально для неудачников, которые не могут придумать более изобретательных способов потратить время.
– Я вечно несла всякую чушь.
Он отвел глаза от глубокой ложбинки между ее грудями.
– Я не хотел прерывать твое занятие.
– Я как раз собиралась передохнуть.
– Я тебя провожу.
Он шагнул ближе. Эйприл стала расспрашивать о турне. В прежние времена она стала бы допытываться о женщинах, которые поедут с оркестром, о том, где они остановятся. Теперь же задавала типичные для бизнесвумен вопросы о накладных расходах, административном персонале и предварительной продаже билетов. Они добрели до белого палисадника, окружавшего скошенное пастбище.
– Я слышал, как Дин говорил Райли, что следующей весной обязательно купит лошадей.
– Он всегда любил лошадей, – кивнула она.
Джек поставил ногу на нижнюю перекладину.
– Ты знала, что Райли поет?
– А ты только что сделал открытие, верно?
Его уже тошнило оттого, что все колют ему глаза его недостатками. Он и сам знает все лучше их самих.
Эйприл, разумеется, постаралась нанести удар в самое уязвимое место:
– Я впервые услышала ее на прошлой неделе. Райли пряталась за виноградной беседкой. У меня мороз шел по коже.
– Ты говорила с ней об этом?
– Она не дала мне ни единого шанса. Едва заметив меня, замолчала и умоляла ничего тебе не говорить. Невозможно представить, чтобы маленькая девочка могла так петь!
– Но почему она пыталась скрыть это от меня? – недоумевал Джек.
– Не знаю. Может, она все объяснила Дину.
– Спроси его сама. Пожалуйста.
– Не нужно таскать из огня каштаны чужими руками.
– Пойми, со мной он говорить не будет, – настаивал он – Черт, мы выстроили проклятое крыльцо, не обменявшись и двадцатью фразами.
– Мой наладонник на кухне. Пошли ему е-мейл.
Джек опустил ногу.
– Жалкое я из себя представляю зрелище, верно?
– Ты стараешься, Джек, и это главное.
Но он хотел большего. Хотел большего от Дина. Большего от Райли. Большего от Эйприл. Хотел того, что она когда-то давала ему так безоговорочно и свободно. И сейчас провел костяшками по ее мягкой щеке.
– Эйприл...
Она покачала головой и ушла.
Дин увидел е-мейл насчет пения Райли только в конце дня и не сразу понял, что его прислал Джек, а не Эйприл. Пробежал глазами сообщение и тут же послал ответ.
«Догадайся сам».
Выходя из дома, он думал о Блу. В последнее время он все чаще этим занимался. Подумать, что столько женщин старались изображать из себя порнозвезд, чтобы завести его, и все это казалось такой фальшью!
Но Блу, похоже, вообще не смотрела порнографию. Она была неуклюжей, земной, импульсивной, бодрящей, освежающей и всегда оставалась собой – такой же непредсказуемой в постели, как и вне таковой. Но он не доверял ей и уж стопроцентно не мог на нее положиться.
К стене крыльца была прислонена лестница. Плечо не отозвалось привычной болью, когда он подвинул ее, чтобы посмотреть крышу.
До отъезда на базу оставался какой-то месяц, и он вовсе не имел в виду что-то, кроме короткой связи. И это неплохо, потому что Блу в общем-то одиночка по натуре. На следующей неделе они собирались кататься на лошадях. Но кто может сказать точно, будет ли она еще здесь? Как-нибудь ночью он заберется на ее балкон, а кровать окажется пуста.
Поднимаясь по лестнице, он вдруг осознал одну очень важную вещь. Пусть она отдает ему свое тело, зато утаивает все остальное. А ему это не нравилось.
Двумя ночами позже Джек набрел на Эйприл, которая танцевала босой на берегу пруда, и волоски на затылке встали дыбом. Ей аккомпанировали только шелест тростника и хор цикад. Ее руки извивались в воздухе, волосы летали огненными языками, а бедра, эти соблазнительные бедра, отбивали сексуальные телеграммы:
«Отдайся мне, беби...»
«Отдайся мне, беби...»
Кровь прихлынула прямо к его чреслам. Отсутствие музыки придавало ей вид заколдованной принцессы неземной красоты, но немного тронутой.
Эйприл с глазами богини и жарким телом... Девушка, которая провела семидесятые, ублажая богов рок-н-ролла...
Он так хорошо знал разрушительную силу фурии, танцуюшей на берегу пруда... Знал ее выходки, безумные требования, сексуальное безрассудство, ставшие отравой для двадцатитрехлетнего мальчишки. Мальчишки, которого он давно оставил позади. Теперь он не мог представить Эйприл склонившейся перед чьей-то волей, кроме своей собственной.
Пока она раскачивалась в такт воображаемой музыке, луч света от фонаря на заднем крыльце коттеджа упал на тонкий проводок наушников. Она танцевала под песню, доносившуюся из плейера! Но даже это не нарушило очарования ее танца.
Ее бедра выбили финальную дробь. Волосы блеснули в последний раз, и руки бессильно упали. Она сняла наушники.
Он отступил в гущу леса.
Глава 21
Перед уходом Блу еще раз взглянула на готовый портрет. Нита красовалась в светло-голубом бальном платье в стиле пятидесятых и начесе начала шестидесятых, открывавшем бриллиантовые серьги, подаренные Маршаллом на свадьбу в семидесятых.
На портрете Нита была стройной и ослепительной. Безупречная кожа, эффектный макияж. Блу изобразила ее на воображаемой парадной лестнице. У ее ног лежал Танго. Увидев портрет, Нита заставила ее закрасить Танго.