Рождественские рассказы
Шрифт:
— Какое же вы дали назначение этому экземпляру?
Рассказчик пристально посмотрел на спрашивающего; это был тот самый ученый египтолог, который участвовал в раскупоривании знаменитой мумии в музее Гиза.
— Этот экземпляр попал в самое надлежащее место. Вы вчера даже участвовали в его разоблачении в экспериментальном зале музея, вместе с вашими товарищами по науке. Тело графа Бреховецкого, под волшебным жезлом науки, превратилось в мумию великого Неоптомаха, фараона, так неудачно преследовавшего моих предков во время бегства их из Египта. Ну, и что же тут особенного?
— Это ложь, милостивый государь!
— Не надо горячиться, — пожал плечами производитель достоверных мумий. — У меня на это есть самое убедительное доказательство!
— Какое?
— А вот; вы припомните, что, разворачивая седьмой слой желтой ткани и сняв первый лист папируса, вы нашли плотный кусок чего-то, похожего на тоненькую детскую школьную тетрадку, по величине собственно. Это нечто было покрыто темным густым лаком, совершенно несмываемым и ничем не очищаемым... Вы признали это за таблетку гиппопотамовой кожи, на которой тоже должна бы быть надпись, но она сгладилась от времени. Вот я вам предлагаю химический рецепт; по этому рецепту вы получите медикамент, такой состав, растворив который в горячей воде, вы получите возможность легко смыть то, что скрывает от вас истину. Вот, извольте получить! — И доктор Жорж Нуар передал египтологу маленький клочок бумаги, на котором начертана была такая химическая формула: Vz + Q0 + R.
— Когда вы, милостивый государь, — продолжал он победоносно, — проделаете эту операцию, то вместо предполагаемого куска кожи гиппопотама, вы найдете свернутый номер парижского журнала «Фигаро», от 7 марта 1898 года, где найдете подробное описание всего рассказанного мной события.
— Теперь, господа, благодарю вас сердечно за внимание к моему рассказу. Желаю вам покойной ночи!
ЗАГРОБНАЯ МЕСТЬ
Когда именно перешел в вечность барон фон Пудельвурст, определить с особенной точностью было невозможно. Камердинер покойного, зайдя взглянуть на своего больного барина, нашел его совершенно остывшим и не сразу сообразил в чем дело; вызванный звонком, другой лакей, помоложе, посмотрел на безжизненное, тело и решил, что надо послать за доктором. Пришла и старая няня, Прокофьевна, давно уже живущая в доме, вроде как бы на почетном отдыхе, ахнула, набожно перекрестилась и посоветовала «пока что», а дать знать, оповестить, то есть, барыню Агнессу Карловну и прочих членов семейства барона фон Пудельвурста.
Побежали оповещать.
Барыня находилась у себя в будуаре с домашним доктором — будущей знаменитостью, господином Топорковым, барышня, Нина Ивановна, как уехали в консерваторию на репетицию, так и по сих пор не возвращались, а сыновья, братцы, Пьер и Поль, один лицеист, а другой конной школы, тоже находились где-то в отлучке... Прочие же родственники, более отдаленные, хотя по случаю тяжелой и продолжительной болезни господина барона и частенько, последнее время почти ежедневно, навещавшие больного, в данную минуту отсутствовали.
Сначала все в доме немного растерялись — пока барин был только больной, все было хорошо налажено, а тут вдруг взял да и помер, что теперь делать с мертвым телом... у кого спросить? Агнесса Карловна, как застонала при первом известии, так и теперь все еще стонет, и доктор ей сердце слушает, а горничные обе икры одеколоном растирают... проговорила бедная и то вполголоса, чуть не на ухо горничной:
— Пошли Настя за модисткою... Эстер. Знаешь? — И опять застонала, да так жалобно, что даже ее Фиделька, забившаяся под кушетку, выставила свою умную головку и завыла.
Первая нашлась няня Прокофьевна. Властным голосом она повелела разостлать на полу простыни, снять тело барона с постели, обмыть и облечь во фрачную пару, «что бы со звездой и лентой непременно». Затем она же распорядилась послать в «Конкордию» — это такое учреждение, которое в минуту общей скорбной суматохи и печали берет на себя все материальные заботы и хлопоты и все это исполняет в точности и совершенстве настоящих мастеров и специалистов.
«Конкордия» в лице двух джентльменов, в черных сюртуках и цилиндрах, явилась, как по мановению волшебного жезла — и все пошло, как по рельсам.
А между тем душа покойного барона Иоганна фон Пудельвурста, хотя и отделилась от плоти, отошла на некоторое расстояние от своего земного футляра, но находилась поблизости и потому могла все слышать и видеть, правильнее сознавать, ибо душа, как всякий дух, хотя и бесплотен, но сознателен и в жизни живущих принимает некоторое участие. Так и теперь.
Барон, будем так называть его блуждающую душу, ибо существенное видимое, не более как бесчувственный кадавр, полная и безответная собственность «Конкордии». Так вот — барон сначала наблюдал все, происходящее вокруг — как в тумане, но потом все более и более становился внимательнее и скоро заинтересовался настолько, что во всем доме, во всех его укромных уголках, даже почти в глубине душ и сердец действующих лиц, ничто не ускользало от его внимания. А тут барон еще избавился от всех беспокоящих его страданий; не ощущалось ни вздутости печени, ни подреберных колик, даже его заклятый враг — геморрой молчал, ибо все эти неприятности остались при кадавре.
Пробило полночь. Пастор, сообщив, что это не смерть — нет! Это только временный сон, для того чтобы проснуться в другой, вечной жизни, уехал; чай с легким ужином, сервированным в столовой, убран, гроб на возвышении, декорированном тропической растительностью, величественно поместился в центре залы. Обойщики страшно пылили, разворачивая черную фланель, бывшую уже не раз в употреблении, и драпировали ею стены и даже потолок, невыносимо навоняв нафталином. В зале делать было нечего, и душа барона стала бродить по апартаментам.
Вот бывшая его спальня, где он, так еще недавно, испустил дух; форточки у окон отворены, и от них клубится пар, оседая легким инеем на тяжелых штофных гардинах; топится камин для усиления тяги. Камердинер Готлиб, оглядываясь на запертую дверь, орудует что-то около ящиков письменного стола, но, кажется, неудачно.
От двери тянется узкий коридор, расширяясь, поворачивает направо, где стоят шкафы с запасной буфетной посудой, здесь маленькая замаскированная дверь ведет в голубую гостиную. Там горит дежурный электрический огонек под розовым колпачком; далее будуар — кабинет баронессы, там слышны сдержанные голоса. Дверь притворена, но зачем духу замки, когда он свободно проникает сквозь самый материал преграды.
Полусвет. У Агнессы Карловны, конечно, расстроены нервы, присутствие доктора необходимо. Он и сидит здесь на мягком пуфе и, кажется, собирается закурить. Этого еще не доставало!
Баронесса стоит сюда спиной и примеривает длинную креповую вуаль; она подняла обе руки высоко, движение, удивительно обрисовывающее ее полную, но не чересчур, фигуру. В трюмо отражается ее лицо, банально красивое, очень еще моложавое, особенно в контрасте с черным крепом, ее высокий бюст, волнообразно колыхающийся при каждом вздохе. Она бледна, глаза ее слегка влажны.