Рождество Стивена Скэрриджа
Шрифт:
Не было больше ни описи, ни феи, ни карлика, ни великана. Перед ним лежала распластанная макрель с раскрытым брюхом.
Все это был сон!
Целый час Стивен Скэрридж сидел за своим столом, спрятав лицо в ладонях. Когда наконец его свеча начала шипеть и потрескивать, он поднялся и отправился в постель, тихий и подавленный.
Следующее утро было ясным, холодным и приветливым, и Стивен Скэрридж поднялся очень рано, спустился в большую гостиную, где хранились его сокровища, вынул свою книгу учета и два часа усердно писал.
Когда в обычное время пришла пожилая женщина, которая заботилась о его хозяйстве,
– Маргарет, вы были моей прислугой семнадцать лет. Все это время я платил вам пятьдесят центов в неделю за вашу работу. Теперь я убежден, что эта сумма была недостаточной; вам следовало бы платить по меньшей мере два доллара, принимая во внимание, что в моем доме вы ели только раз в день. Поскольку вы, вероятно, потратили бы деньги сразу же, как только я бы вам их дал, я не стану выплачивать вам никаких процентов сверх того, что я удержал, но вот вам чек на сумму неоплаченной разницы - на тысячу триста двадцать шесть долларов. Распорядитесь им осмотрительно, и он послужит вам на пользу.
Вручив ошеломленной женщине документ, он взял большой бумажник, набитый чеками, и вышел из дома.
Скэрридж спустился в самую нижнюю часть города, его лицо светилось пылом щедрости. Добравшись до квартала, где стояли его дома, он час или два провел в разговорах со своими нанимателями, и когда Стивен закончил говорить с последним, его бумажник был почти пуст, а за ним тянулась неистовствующая от радости толпа, которая подняла бы его вместе с креслом и с триумфом пронесла бы по городу, если бы Скэрридж не сделал рукой безмолвный жест, прося оставить его в покое.
Расставшись с преисполненной благодарности толпой, он направился к дому Филиппа Уивера, мясника, и одолжил у него пони и рессорную повозку. Затем Скэрридж пошел к Эмброузу Смиту, булочнику (в лавке Смита он останавливался по пути в нижнюю часть города), и спросил, выполнены ли его распоряжения. И хотя стояло рождественское утро, Эмброуз и семеро его помощников уже трудились как пчелки, но все же они не смогли выполнить все сделанные заказы. Однако через час Эмброуз сам пришел в кондитерскую, где Стивен раздавал угощения кучке восторженных ребятишек, и сказал ему, что все готово и повозка нагружена. И тогда Скэрридж поспешил в лавку булочника, сел в повозку, взялся за вожжи и торопливо поехал в сторону хижины Артура Тиррела. Когда он добрался до места, был почти час дня.
Тихонько подъехав к дому, Скэрридж остановился чуть поодаль и привязал пони к дереву. Затем он подкрался к окну и заглянул внутрь.
Артур Тиррел сидел посреди комнаты на стуле, сложив руки и уронив голову на грудь. Слева от него на табурете сидела его жена, взгляд ее наполненных слезами глаз был прикован к его печальному лицу. Его маленькая дочка стояла перед отцом, уперевшись ручками в его колени, и заглядывала ему в лицо, ловя малейшие изменения его выражения. Справа от отца, положив руку ему на плечо, стоял мальчик, его смышленое лицо светилось тихим, не по годам, смирением.
Это была незабываемая картина!
Стивен Скэрридж не выдержал этого зрелища больше нескольких минут, он открыл дверь и вошел в комнату. Его появление вызвало настоящий переполох. Женщина и дети забились в самый дальний угол дома, в то время как Артур Тиррел встал и решительно двинулся на незваного гостя.
– Ха!
– сказал он.
– Быстро же ты вернулся. Думаешь, еще не все у нас отнял. Давай, забери все, что у нас есть. Осталось еще вот это.
– И он указал на двухцентовую порцию лярда, которая все еще лежала на столе.
– Нет, нет, - промямлил Стивен Скэрридж, хватая Артура Тиррела за руку и горячо ее сжимая.
– Это ваше, ваше! Я пришел вовсе не за этим, а чтобы попросить у вас прощения и молить вас принять мой рождественский подарок. Прощения за то, что усугубил тяжесть вашей нищеты, и дар, чтобы отпраздновать наступление более приязненных отношений между нами.
Сказав это, Стивен сделал паузу и стал ждать ответа. Артур Тиррел мгновение подумал; затем он бросил взгляд на жену и детей и произнес тихо, но твердо:
– Я даю прощение и принимаю дар!
– Ну вот и прекрасно!
– воскликнул Скэрридж, и все его существо затрепетало от нового, до сих пор неведомого, восторга.
– Выходите с вашим сыном к повозке и помогите мне внести все, что там есть, пока миссис Т. и девочка побыстрее накроют на стол.
Повозку подкатили к самому дому, и усердные руки разгрузили ее в два счета. Из-под полудюжины новых одеял, укрывавших ее содержимое от морозного воздуха, Стивен в первую очередь достал прекрасную льняную скатерть, затем корзину с обеденным сервизом из керамики королевы [3] (третий сорт - семьдесят восемь предметов с супницей и мисками для маринованных овощей) и полдюжины ножей и вилок (термостойкие, с резиновыми ручками). Когда скатерть была расстелена и уставлена тарелками и мисками, Артур Тиррел и его сын, теперь уже с помощью жены и дочери, вносили в дом остальное содержимое повозки и раскладывали на столе, пока Скэрридж разжигал огонь в очаге при помощи хвороста, который привез с собой.
Когда повозка опустела, а стол был полностью накрыт, смотреть на него было поистине одно удовольствие. На одном конце стояла огромная индейка; на другом - пара гусей; здесь - утка, там - голубиный пирог; клюква, картошка, белая и сладкая; лук, пастернак, сельдерей, хлеб, масло, свекла (маринованная и в масле), маринованные огурчики и грецкие орехи и несколько видов подливки составили первое; на маленьком столике поодаль ждали еще сладкие пирожки, яблочные и тыквенные пироги, яблоки, орехи, миндаль, изюм и большой кувшин сидра - на десерт.
Тиррелы просто не могли спокойно смотреть на столь изобильный стол, и, на мгновение безмолвно обнявшись всей семьей, они сели за стол, чтобы с сердцами, исполненными счастья и благодарности, приступить к обеду, подобного которому они не видели уже многие годы. Уступив их горячим просьбам, господин Скэрридж присоединился к ним.
Когда с едой было покончено и на столе мало что осталось, кроме пустых тарелок, все встали, и Скэрридж собрался уходить.
– Но прежде, чем я уйду, - сказал он, - я бы хотел оставить вам еще одно напоминание о моих добрых чувствах и дружеском расположении. Вы знаете мою ферму Хилсдэйл, что в соседнем округе?