Рожок зовет Богатыря
Шрифт:
Но Сережа уже не слушал.
— А что, — обратился он к ребятам, — мы, пожалуй, потом и сами все вымоемся теплой водой как следует, а?
— Мыться полагается до обеда, — сказала Катя. — Вода горячая есть.
Но тут все так завыли и заныли: «Ну вот еще, мыться! Есть до смерти хочется!» — что Катя не стала настаивать.
— Ребята, а может, нам Толя пока стихи почитает?— сказала. Катя с усмешкой. — Все-таки хоть какой-нибудь толк от человека!
— Садись за стол! — приказала Светлана. — Каша готова!
— Ура! — завопил
25
Всадники, решив, что ребята пошли по тропинке — да и трудно было решить иначе, — пустили лошадей рысью. На склоне тропинка свернула к ручью и пропала в кустах. Но никому из верховых не пришло в голову, что ребята могли потерять ее здесь и уйти в сторону. Да и куда? Слева — густой подлесок, справа — завал. Когда стали переходить через ручей, Андрей Михалыч опустил повод — пускай лошадь сама найдет тропу на другой стороне ручья; человеку, даже опытному, угадать ее в зарослях кустарника трудно. И тут он немного затревожился: угадали ли ее ребята?
Лошадь безошибочно нашла дорогу, она влезла в самую чащу бересклета и орешника. Тропа была здесь. Выбежав на пригорок, тропа уже свободно вилась среди высоких деревьев.
«Если нашли тропу через ручей, то молодцы,— подумал Андрей Михалыч. — Но нашли ли?..»
Проехав минут десять, Иван Васильич окликнул объездчика:
— Андрей Михалыч, а меня что-то сомненья берут: как это они перешли через ручей и ни одной веточки не обломали? Ведь пять человек шли...
— И на песке никаких следов не было, — задумчиво сказал Алеша.
Андрей Михалыч остановил лошадь, внимательно оглянулся кругом:
— Да, никакого следа... Будто сквозь землю провалились.
— Провалились — и то ямка была бы, — нехотя усмехнулся Иван Васильич. — Неужто их леший в завал понес?
— Давайте еще покричим, — предложил Алеша. — Может, путаются тут где-нибудь в кустах, честное слово!
И опять все трое начали кричать. Кричали, пока не охрипли. А когда, ни до кого не докричавшись, всадники взялись за поводья, вдруг откуда-то издали, с высоких сопок, до них долетел неясный человеческий голос:
— Э-гей! ей! ей!
— Эхо? Или кричит кто? — оживился Алеша.
— Должно, гольцы отдают, — сказал Иван Васильич.
Андрей Михалыч сложил около рта ладони трубой и закричал снОва:
— Э-гей!
И снова с гольцов ответили:
— Э-гей! Гей!
И теперь уже было ясно, что откликаются люди. Всадники повернули лошадей и направились по редколесью туда, откуда доносились голоса. Они нетерпеливо вглядывались в даль — не мелькнет ли где голубая Толина рубашка или пестрое платьишко. Но белели пригоршни соцветий на кустах калины, пестрели яркими гвоздиками и колокольчиками солнечные полянки, а людей не было...
— Стой!.. — Алеша вдруг поднял руку. — Там... Э-гей!
— Э-гей! — откликнулся
— Э! — удивился Андрей Михалыч. — Борис Данилыч!
— Я, — ответил, блестя улыбкой, Борис Данилыч. — Я и Саша. Мы... А вы кого-нибудь еще звали?
Всадники сошли с лошадей. Поздоровались. Рассказали, что уже третий день блуждают по тайге, ищут ребят... Вроде и на следы нападали, а потом опять сбивались: какие-то сапоги с подковкой путали их...
— Сапоги с подковками? — Борис Данилыч пристально посмотрел в лицо Андрею Михалычу смеющимися глазами. — Сапоги с подковками?
Он, ничего не говоря, прошел, тяжело ступая по мягкой тропинке, несколько шагов. И так же молча показал рукой на отпечатки своих следов. Подковки ясно оттиснулись на земле.
— О-ох! — простонал Андрей Михалыч. — Да что ж я сейчас с вами сделаю!
— Не виноват, не виноват! — Борис Данилыч развел руками. — По делам станции ходил — видите? — Он указал на несколько убитых птичек, завернутых в бересту и привязанных к поясу. — Чучела будем делать. Музей заказал.
— Вот это оказия... — протянул Алеша. — Ну и положение, честное слово!
А Иван Васильич только поскреб за ухом и попросил у Саши прикурить.
— Ну что ж, здесь все ясно, — сказал Борис Данилыч. — Пойдемте к нам в лабаз, отдохнем. А там уж отправимся вместе искать ребят. Вон видите на сопке черный базальт? Партизанскую могилу? Ну так вот, мимо той могилы — тропа к нам.
— Поехали, — сказал Андрей Михалыч. — Саша, садись ко мне. А Борис Данилыч к Алеше сядет — у него лошадь дюжая.
Выехав на поляну, где стоял домик биологов, всадники спешились. Алеша и Саша остались расседлать лошадей, напоить, стреножить и выбрать им пастбище получше, а Борис Данилыч, Андрей Михалыч и Иван Васильич направились к дому.
— То мы у вас в гостях, а то вы у нас! — сказал с улыбкой Борис Данилыч, стараясь разогнать подавленное настроение своих спутников.— Вот и получается по два гостеванья на неделе... Эге! А что ж такое я вижу — окна-то в доме открыты! Неужели это мы их так оставили? Не может быть! Эге, эге! — Борис Данилыч повысил голос. — А из трубы-то, глядите-ка, дым идет! Там уже кто-то без хозяев гостюет!
— Да это наши ребята гостюют, вот помереть на месте! — сказал Иван Васильич, и голубые глаза его просияли. — Как пить дать!
Они неслышно подошли к дому. Из открытых окон доносились голоса.
— Так и есть, — наконец усмехнулся и объездчик, — наши.
Он снял кепку, вытер платком лицо и с облегченьем перевел дух. Живы ребята!
26
Ребята шумно обедали в домике. Как они веселились, как они хвалили немасленую пшенную кашу! Хорошо, хорошо! Будут теперь знать, что такое голод и что такое кусок хлеба!