Рожок зовет Богатыря
Шрифт:
— Что, Светлана, узнала тайгу?
Однако все-таки решили: раз тропа уже найдена, вскипятить лимоннику покрепче, взбодрить силы. Ведь и по тропе идти тоже устанешь!
Поляна незаметно озарилась веселым светом раннего утра. Головки цветов стояли в алмазных уборах росы. Кисточки пушистого вейника, наполненные росой, блестели, будто сделанные из тонкого хрусталя. Начинался третий день в таежном плену...
— А до чего ж красиво все-таки! — сказала тихо Светлана. — До чего красиво в тайге!.. А мы потом когда-нибудь еще придем?
— Возьмем и
— Эта... поищите... может, у кого корка какая. Прямо терпенья нет. Живот засох!
— Можно корней лопуха накопать, — нерешительно предложила Катя, — их ведь тоже едят...
Но, поглядев вокруг, ребята убедились, что лопуха поблизости нет.
— Давайте лимонник пить, — сказал Сережа. — Пускай Анатолий напьется первый, а то он у нас что-то ослаб совсем.
Толя, подметив в его голосе не то снисходительную жалость, не то презрение, хотел было вспылить, но промолчал и, не взглянув на Сережу, налил себе кипятку в свою берестяную чашку.
Антон почти вырвал котелок у Сережи:
— Мне!
— Дай девчонкам сначала! — крикнул Сережа.
Но Антон не слышал. Он налил себе лимонника, изо всех сил дул в кипяток, громко отхлебывал, снова дул, сидя спиной к ребятам, и оттопыренные уши его, просвечивая, ярко розовели на солнце.
— Ух, и жадный! Боится, что ему не достанется! — сказала Катя.
Услышав это, Антон посмотрел на Катю и, краснея, протянул ей свою чашку с недопитым кипятком. И когда это он научится прежде думать о других, а потом уж о себе? И как это у него все так получается нескладно, жадность какая-то нападает!
— На, пей! — сказал он..
Но Кате уже стало жаль его. Она засмеялась:
— Да у меня своя кружечка есть. Еще получше твоей. У тебя вон какая кособокая, а моя ровненькая вся.
Наконец все напились. Затоптали костер. Сережа озабоченно пересчитал спички — их было всего пять, надо беречь. Хоть и нашлась тропа, но скоро ли она приведет к какому-нибудь жилью, неизвестно.
И снова ребята гуськом пошли за Сережей. Бодрости от лимонника хватило ненадолго. Опять мучительно хотелось есть. И еще мучительней хотелось попасть домой. Уже не радовала буйная красота цветущей тайги, на цветы любоваться уже не хотелось, бурундуки не вызывали улыбки, бабочки не заманивали побегать за ними... Домой! Только бы домой! Ведь уже и дома, наверно, из-за них с ума сходят.
Так прошли с полкилометра. Тропа становилась все более отчетливой. Она уверенно бежала среди кустарника, спускалась в маленькие распадки и снова выбегала наверх. Она мелькала впереди, в просветах густой зелени, и видна была далеко по всему склону большой сопки.
К Толе стала возвращаться бодрость. Он снова становился тем самым Толей Серебряковым, который всегда и везде идет впереди. А почему это ему надо плестись в хвосте вместе с Антоном и девчонками? Разве здесь его место?
Толя словно забыл все, что произошло в тайге.
Он подтянулся, принял свой обычный спокойный и уверенный вид. И, остановившись, озабоченно огляделся
— Все ясно, — сказал он решительным голосом, — мы тут были с отцом. За мной, ребята!
И, отстранив Сережу, зашагал по тропе.
— То есть как это — за тобой? — крикнула Светлана. — И не подумаем!
Она обогнала его и пошла впереди.
— Тропу Сергей нашел, — сказал Антон, — а ты, Тольян, эта... как его... Хватит! Назад ступай... Сергей, давай дорогу показывай!
И он тоже перегнал Толю.
Сережа опять пошел первым. Сзади всех шла Катя. Ей хотелось идти со Светланой, но она никак не решалась перегнать Толю, ей было жалко унижать его: «Обидно ему. Не буду перегонять. Пусть уж я последняя».
В это время Толя вытащил из кармана своих коротких штанов носовой платок, встряхнул его и завязал на ходу расцарапанную коленку—видно, очень саднило. Вместе с платком из кармана выскочил какой-то жесткий блестящий комок и упал в траву. Катя, поравнявшись, подняла его и хотела крикнуть: «Толя, что это ты потерял?» — но не крикнула. В руках у нее была скомканная бумажка от большого сливочного шоколада.
Катя покраснела и молча сунула бумажку в карман своего сарафанчика. Она была готова провалиться сквозь землю. Значит, ей тогда не показалось, что Толя что-то ест один, когда им всем так хотелось есть! Она видела, как он жевал, и не поверила своим глазам. Она выбранила себя за подлые мысли, за то, что таким подозрением оскорбила товарища.
А Толя ел один! Он так смеялся над Антоном, когда тот просыпал над ручьем свой запас, так стыдил его, а сам ел один!.. Антону говорил, что товарищи так не поступают, а сам...
— Пусти! — вдруг грубо толкнула она Толю, обгоняя его на тропе.
— Чего ты? — удивился Толя.
Катя, не отвечая, догнала Светлану. Она шагала следом и до боли закусывала губу, изо всех сил стараясь не заплакать от обиды. Светлана, нечаянно увидев ее закушенную губу, очень удивилась:
— Что ты? Очень устала? Болит что? У меня тоже болит. И живот. И голова. И ноги саднит — все болит!
— Не поэтому, — качнула головой Катя. — Молчи!
И, заметив, что Светлана тоже нахохлилась и готова захныкать, Катя провела рукой по лицу и улыбнулась:
— Так я... На колючку наступила.
Ребятам казалось, что теперь, по такой дорожке, они пойдут очень быстро. Но прошли километра два, и шаг уже замедлился. Они еле тянулись друг за другом. Куда ведет тропа? Куда она приведет? Сколько еще часов — а может, и дней! — будет она вести их сквозь веселую, праздничную и бесконечно равнодушную к человеку тайгу?
22
Всадники шли по следу до самого болотца. Дальше след потерялся — стадо бегущих кабанов изрыло острыми копытами землю. Было понятно с первого взгляда, что кабаны бежали в ужасе, ломая по пути подлесок и молодые деревца. Все молча искали других следов — того, кто гнал кабанье стадо. Искали и боялись найти.