Розовое дерево
Шрифт:
— Я испытываю к ней необъяснимую симпатию. Ты помнишь Скэмпа?
Несмотря на ужасное настроение, Милли не могла не улыбнуться:
— Как же я могу забыть Скэмпа! — Это был маленький черный, облезлый терьер, взятый ради Алана, когда тому было шесть лет. Он был жизнерадостным и игривым, и Алан с Милли любили побегать с ним на заднем дворе.
— Я помню, считала ужасно несправедливым, что тебе можно иметь собаку, а мне нельзя.
— Насколько я помню, ты не только так думала, но и выкладывала это каждому, кто был готов тебя слушать.
Она засмеялась:
— Наверное, да. — Улыбка медленно исчезла с ее лица. И Милли вздохнула. — Но мама и папа были правы,
— Возможно. Хотя мне сдается, ты не особенно страдала, играя со Скэмпом.
— Нет, наверное, — она улыбнулась и, потянувшись, взяла руку брата. — Ах, Алан, ты всегда можешь рассмешить, как бы раздражена я не была. Наверное, я опять раздула из мухи слона?
— Возможно. — Он сжал ее руку и тоже улыбнулся. — Но твои цветы очень много значат для тебя.
— Да, но я должна быть снисходительной к детям и их собакам, не так ли? В конце концов, они здесь всего лишь несколько дней. Скоро все образуется.
— Я уверен в этом.
Остаток дня Алан был не такой медлительный и ап-патичный, как обычно. Его послеобеденный сон был прерван размеренными ударами мяча о стену дома, детскими криками и лаем собаки. Несколько часов спустя Миллисент застала Бетси, которая забралась на ее вишню; в такт движениям ребенка с дерева облетали цветущие бутоны, а на стволе остались следы ободранной ботинками коры.
Миллисент поняла, что гибель цветов была не просто случайным недоразумением, связанным с новизной впечатлений от перемены места жительства или необычности нового положения. Это было только первое несчастье в цепочке многочисленных бед, которые, как казалось Милли, не закончатся до тех пор, пока Лоуренсы будут жить в своем новом доме. Если только она, Миллисент Хэйз, потерпит поражение в борьбе с десятилетним ребенком и гигантским клыкастым псом.
Глава V
Миллисент открыла глаза и с минуту лежала, наслаждаясь тишиной раннего утра. Легкий ветерок раскачивал шторы, донося в комнату запах весеннего дня, чистого, росистого, и аромат отцветающей жимолости. Стоял конец мая; совсем скоро наступит День Украшения, когда горожане по традиции украшали и убирали могилы солдат Конфедерации и Союза, и этот день превращался в гигантский пикник. Затем придет июнь, а вместе с ним и настоящая летняя жара, бесконечный палящий зной.
Но сейчас на улице было хорошо, особенно утром и вечером. Миллисент прошлым вечером сидела на ступеньках крыльца, слушая жужжание майских жуков и отдаленное кваканье лягушек; в темноте сверкали светлячки. Все было мирно, уютно, немножко лениво — до тех пор, пока Бетси Лоуренс с визгом не выскочила к себе во двор, догоняя собаку.
Вздохнув, Миллисент ушла в дом. И зачем только она вспомнила об этом? Чужая девочка не давала ей покоя даже в лучшие минуты.
Внизу слышался голос Иды, разговаривающей с разносчиком молока, затем звук хлопающих поводьев и скрип отъезжающей повозки. Было слышно насвистывание Джонни, собирающего в лесу хворост. Все эти звуки были успокаивающими, знакомыми с тех пор, как она себя помнила; они были частью ее повседневной жизни, как бабушкино стеганое одеяло, висевшее на спинке кровати.
Душераздирающий крик взорвал тишину сада. Миллисент вскочила с кровати. Панжаб! Милли подбежала к окну в ту секунду, когда белый пушистый комок — Панжаб — забрался по стволу мимозы на одну из ветвей а теперь шипел оттуда на лохматого пса, прыгающего вокруг дерева и надрывающегося от лая. Миллисент стиснула зубы. Это было уже слишком! Четвертый
Бетси лазала на вишневое дерево на прошлой неделе, хотя Миллисент недвусмысленно запретила ей делать это, и конечно же, ребенок повредил кость руки. Всего лишь два дня назад Милли видела девочку, которая прогуливалась вдоль забора и бессмысленно проводила палкой по кольям, что создавало непереносимый шум. Хотя эти звуки были все же не такие ужасные, как те, что раздавались в начале недели, когда Бетси катала железный бидон по мощеной улице. Миллисент в обоих случаях заставила ее прекратить это. Каждый раз по требованию соседки Бетси переставала, но от этого было немного пользы. Девочка просто придумывала новый способ действовать Миллисент на нервы.
Наконец, Миллисент решила поговорить с мистером Лоуренсом о проблемах, возникших с появлением его дочери, но когда она пришла, его не оказалось дома.
Прислуга Лоуренсов, миссис Рафферти, невысокая, энергичная женщина, понимала проблемы соседки, добавляя, что Бетси не ребенок, а сущий демон.
Да, если Бетси — демон, то Миллисент знала, кто был тем дьяволом, что создал демона. Это был Джонатан Лоуренс. Этот мужчина абсолютно не занимался ребенком. Миллисент ни разу не видела, чтобы Бетси выглядела, как подобает приличной девочке. Ленточки на ее косичках были либо развязаны, либо вообще отсутствовали, и волосы ее, казалось, никогда не расчесывались. Ее носки всегда были сползшими и часто в дырках. Вчера подол одной из ее нижних юбочек наполовину оторвался и болтался из-под платья, грязный и мятый. Платья всегда были ей малы, и если она вдруг повязывала фартучек, то носила его очень недолго. Хуже того, она никогда не надевала шляпки, подставляя лицо под палящие лучи солнца, отчего ее лоб, нос, шею и щеки покрывали бесчисленные крупные веснушки. Ни один порядочный заботливый отец не позволит своей дочери выглядеть так скверно. Если он сам не в состоянии выбрать одежду для девочки (Миллисент подозревала, что никто из мужчин не в состоянии это сделать), то мог бы, по крайней мере, обратиться к какой-нибудь родственнице, которая занялась бы гардеробом Бетси.
Но это были еще не все его грехи. Уже целых две недели мистер Лоуренс с дочерью жили на новом месте, но ни разу не появились в церкви! Он даже не отправил ее в воскресную школу. Было очевидно, что мужчина не очень-то набожен и в том же духе воспитывал дочку. Если и этого было недостаточно, то Милли на прошлой неделе видела его, работающего у себя во дворе, раздетого по пояс! Она онемела, не в силах поверить своим глазам. Этот человек снял рубашку и под ней не оказалось ни майки, ни чего-нибудь подобного. Он остался просто полуголым! Это было, беспорно, неприлично. Миллисент уже почти собиралась сказать ему прямо все, что думает о нем и о том, как он воспитывает свою дочь. Это будет невежливым и неприятным, но бывают случаи, когда принципы становятся важнее учтивости.
Думая так о Джонатане Лоуренсе, она машинально взглянула в окно. И застыла на месте. Подумай о дьяволе, и он тут как тут. Мистер Лоуренс заканчивал уборку у своего дома. И снова он работал без рубашки! Миллисент не могла поверить этому. К тому же он был еще и босым.
Это так неучтиво, думала Миллисент, наклоняясь к окну, чтобы получше рассмотреть. Волосы Джонатана были растрепаны, и она заметила в какую-то долю минуты, когда он обернулся, что Лоуренс вдобавок еще и небрит. Очевидно, он только что встал с постели и вышел размяться на солнышке. Интересно, он и спит так же, не одеваясь, без ночной пижамы?