Розовое дерево
Шрифт:
— Что сделала?
— Не делай невинные глаза, юная леди. Ты прекрасно знаешь, что сделала. — Она понизила голос и таинственно наклонилась ближе, — cпрятала эту распутную девчонку, вот что. Раби, или как там ее зовут.
— Опал. Ее зовут Опал Уилкинс.
— Опал, Раби… Какое это имеет значение? Дело в том, — она понизила голос до свистящего шепота, — что она в положении!
— Да, я знаю. — Миллисент отложила карандаш в сторону и, положив руки на колени, посмотрела тете прямо в лицо, которое просто горело от гнева и злобы. Придать ему спокойное выражение
— «Да, я знаю!» И это все, что ты можешь сказать? «Да, я знаю?»
— А что еще, тетушка Ораделли, — спокойно ответила Миллисент, — вы хотите от меня услышать? Я знаю о положении Опал, но ничего не могу с этим поделать.
— Как раз наоборот, можешь. И ты должна это сделать. Избавься от девушки!
Милли поджала губы. Тетушка снова пыталась отпускать свои колкости, как всегда в подобных разговорах, но Милли твердо решила не дать себя разозлить. Это было нелегко — сохранить спокойствие, если Ораделли решила чего-то добиться.
— Нет, — коротко ответила Миллисент.
— Нет? — глаза Ораделли расширились от изумления.
— Миссис Холлоуэй, — попыталась успокоить тетушку Ханна, — вам не нужно нервничать по этому поводу.
— Я никогда ни по какому поводу «не нервничаю», если пользоваться твоими вульгарными выражениями. — Ораделли Холлоуэй бросила уничтожающий взгляд на Ханну. Ее не волновала Ханна, слава Богу; она была из рода Коннолли, а всем было известно, что члены этой семейки отличались недостатком воспитания. Вот Миллисент — другое дело: она была Хэйз и тут Ораделли чувствовала ответственность. — Я просто высказываю свое разочарование. Миллисент никогда не относилась так небрежно к чести семьи.
Милли скрипнула зубами, потом усилием воли попыталась расслабиться. Она развернула веер и начала медленно обмахивать им лицо.
— Я не отнеслась небрежно к честному имена семьи, тетя.
— Ты заставила весь город говорить о том, что приняла непорядочную девушку Бог знает откуда и спрятала ее в собственном доме. И не знаешь, как это называется? Да, а что же думает обо всем этом твой бедный брат? Если ты не считаешься с нами, то хотя бы побеспокоилась о нем.
— Алан любит Опал, как и я.
— Конечно, он любит ee! — Ораделли взяла свой черный веер и начала быстро обмахиваться, чтобы немного успокоить нервы. — Он, в конце концов, мужчина. Чего еще ты ожидала? А что будет дальше? Он может полюбить ее еще сильнее.
— Не думаю, что здесь есть повод для беспокойства. Опал никогда не…
— О, ишь ты! — Тетушка Ораделли движением веера прервала Милли. — Много же знают о жизни такие молодые дамы, как ты! Именно это и попытается сделать такая девушка.
— Какая девушка? — повысила голос Милли, теряя, наконец, терпение. — Опал не совершала ничего плохого. — Тетя бросила на нее многозначительный взгляд. — Конечно нет! Вы осуждаете ее, ничего не зная! Это не ее вина, что она беременна!
Тетушка Ораделли потеряла дар речи, а Ханна и Камилла, тихо сидящие возле мачехи, выглядели потрясенными до глубины души.
— Миллисент Анна Хэйз! Соблюдайте, пожалуйста, приличия!
— Извините. — Милли знала, что сказала неприличную фразу; она сама была в шоке, когда Джонатан Лоуренс прямо назвал вещи своими именами. Но, в конце концов. Опал действительно была беременна. Намного проще было откровенно и прямо сказать об этом, как Джонатан, чем ходить вокруг да около, в то время как каждый знал, о чем речь.
— Я не знаю, что нашло на тебя. — Тетя Ораделли говорила таким голосом, будто ее племянница вдруг заболела страшной, неизлечимой болезнью.
— О, зато, думаю, я знаю! — произнес лукавый голос за спиной Миллисент. Она резко обернулась. Ребекка Коннолли!
— Ребекка, что ты здесь делаешь? Опять подслушивала? — презрительно спросила Ханна.
— Нет, дорогая сестренка, — шелковым голоском ответила Ребекка, подплывая к их столу. Она была вся в розовом, на ее плече висел зонтик от солнца, которым Ребекка время от времени кокетливо вертела, хотя солнце уже почти село и вероятность того, что солнечные лучи коснутся ее белой кожи, была очень мала. Милли знала, что Ребекка просто любит носить его с собой как дополнение к своему симпатичному личику.
— Я просто собиралась засвидетельствовать почтение тетушке Ораделли и случайно услышала, о чем вы все говорили. Конечно же, я догадалась, о чем речь. Сейчас все только и говорят об этом.
Глазки Ораделли превратились в щелочки.
— Говорят о чем? — холодно спросила она. Миссис Холлоуэй считала своим правом выговаривать племяннице, но не собиралась позволять чужакам обсуждать членов ее семьи. А Ребекка Коннолли, родственница Милли и Алана по материнской линии, да и то по мужу, несомненно, была посторонней.
— Ну, как же — о Миллисент и этом молодом красавце, — ответила Ребекка, — Джонатане Лоуренсе? Ну, вы знаете — том, который купил «Сэнтинел».
— Я прекрасно знаю, кто он. Но я никак не могу уловить связи между этим будоражащим всех человеком и моей племянницей.
— Хотите сказать, вы не знаете, что он стал соседом Миллисент?
— Естественно, знаю. Это знают все.
— Или что Милли почти удочерила его маленькую дочь? — Ребекка бросила на Милли взгляд скорее злобный, чем просто любопытный. — Я слышала, последние дни эта девочка постоянно пропадает у тебя в доме.
— Алан любит, когда она приходит. Она отвлекает его от мрачных мыслей, — смущенно объяснила Миллисент. Она надеялась, что выглядела не такой виноватой, как чувствовала себя. Что случилось бы, если бы все эти женщины узнали о происшедшем той ночью в ее саду? Это был бы ужасный скандал…
— Нет, люди говорят, что на это у тебя есть другие причины: ты надеешься, что папа девочки официально сделает тебя ее мамой!
— Абсолютная глупость! — строго сказала миссис Ораделли, — Ребекка, ты всегда собираешь мох с болота.