Шрифт:
Старику душно. В комнате, где открыты все окна душно старику. В комнате, где тонкий балдахин беспрестанно колышется, душно старику. Жар сменяется холодом, и тело, более неподвластное своему хозяину, начинает колотить, зубы стучат.
Он приподнялся на подушках, редкие волосы жидкими прядями легли на его правое плечо. Движение далось ему с трудом. Он застыл, прерывистому дыханию, казалось, подчинялось любое движение в комнате, от такта его, его ритма, начинал колебаться балдахин, стучали зубы, дрожали пальцы. Старик смотрел на покрывало, чистое, белое, и ему с его слабыми глазами казалось, что он видит снег. Первый
***
– Сколько просите за розы? Мне нужен букет роз.
Цветочник Эстебан посмотрел в окно и зябко передернул плечами. За окном пурга стучалась в окна к каждому, кто хоть краем глаза посмотрел на неё. Одетая в белое платье до самой земли, она подымала снег в воздух и нещадно, без всякой жалости швыряла его в каждого, кого неудача заставила выйти за пределы теплого жилья. Один из таких неудачников требовал розы.
– Десять серебряников. За пару золотых сооружу тебе букет. Не нравиться – поищи другого цветочника.
Неудачник не то чтобы был неприятен, нет. Просто розам в такую погоду – верная смерть.
Вьюга не унималась, её ладони били о стёкла, от звонких её пощечин цветы в испуге пригибали лица к земле.
– Мне нужны розы, торговец, и цена не важна.
Ветер, давний друг непогоды, обнимал пургу. Её звонкий голос пугал коня, и всадник с розами, спрятанными под плащом, все чаще наклонялся, чтобы поговорить с лошадью.
Ветер танцевал на перевале с пургой, и юбка её сметала с вершин снежные бураны. Ветер пел, и они кружили. Вместе.
В комнате, залитой солнечным светом, душно старику. Его ноги больше не придавлены заснеженными торосами. Тело, измученное жаром, перекинулось через перевал, и руки его, мокрые и бессильные, свисали с постели.
Слабым сознанием он удерживал один единственный образ – розы, и его ладони искали их на полу. Ковер цвета изумрудов скрывал его пальцы. Деревья, охваченные ураганом, припали к земле.
***
– Без коня тебе не добраться до гор. Можешь не пытаться, всяко не доберешься в срок,– Эльф поправил ремни, крест-накрест пересекавшие его куртку, – ты просто не сможешь. Я провел бы тебя до города, но там непогода, вьюга и снег. Возможно, купишь коня, возможно, удача тебе улыбнется.
Он отвернулся от человека.
Разговор происходил в лесу, кроны деревьев то и дело припадали к земле от сильного ветра. Но ни человека, сжигаемого страстным желанием, ни эльфа, вечного жителя леса, это совершенно не волновало.
Они смотрели туда, где обрывался вековой лес. Туда, где люди проложили свои каменные дороги – шрамы на лице земли. Туда – и вдаль, все дальше и дальше, где у великих гор скрывался проклятый и забытый всеми богами город. Город Стоунтомб. Город вечной зимы.
– Твоей ведьмы не существует, как не существует вечного лета. Человек, ты болен, мой народ считает таких, как ты, безумцами. Ты болен, роз больше нет на этом свете.
Человек остановился, эльф замер, но не повернулся к нему лицом.
– Розы есть. Я видел их во сне, я видел, как я покупаю их и везу в горы, к моей ведьме. Я видел, как она принимает их из моих рук, эльф. Я потерялся, мы потеряли друг друга, но розы существуют, и я узнал, что она живет в башне высоко в великих горах. Я должен принести ей розы. Я должен.
– Тогда иди. Лес почти кончился, все сложности позади. Пройдешь по каменной дороге, купишь розы, как тебе снилось. Коня получишь в дар, как в сказке. Только вот что я скажу тебе, безумец, – эльф повернулся лицом к человеку,– роз более нет, оттого и пришла зима, и хозяйка ее, владычица севера, всё ближе подступает к нашим землям, лесам, к вашим городам. Розы исчезли, их время прошло, как проходит время любви.
На несколько мгновений воцарилось молчание.
– Башни… человек, их тоже нет. После великого заката солнце не дарует своего тепла ни нам, ни вам, детям второго прихода. Ваши колдуны и ведьмы в тщетной погоне за властью и могуществом погибли, исчезли и их башни. Навеки.
Башни сгинули в огне великой войны, и остались лишь их искалеченные тела. Её нет, человек, – твоей ведьмы, – ты гонишься за безумным призраком лета, вечно свободного и оттого опасного. Ты не в себе, человек.
Останься в лесу, здесь ты излечишься от безумия.
Деревья все ниже припадали к земле, со стоном и хрустом ломались их хребты. И человек, не глядя назад, ступил на каменную дорогу. Эльф проводил его холодным взором вечного существа. Быть может, если бы он увидел розы, как этот безумный человек, его взгляд бы потеплел.
Он вынул нож и разрезал ладонь, на бледной коже проступили пятна крови.
– Твои розы, безумный человек, – мечта. Иди за ней. Мне жаль что, ты сгинешь в куче снега.
Взмахом ладони он стряхнул капли с руки. Вслед человеку унеслись лепестки кровавых цветов.
***
Кровь. Она текла по руке старика, не встречая преград, не боясь оступиться. Неторопливо и спокойно, как идёт уверенная в себе женщина. Капли собирались на кончиках пальцев и падали в широко открытый рот человека с серебристо-белыми клыками. Он лежал на ковре и держал руку так, чтобы ни одна драгоценная капля не пропала даром. Его урчание заполняло комнату, серебром сиял балдахин над его постелью. Он сам тонул в сиреневых грезах, рука затекла, но он не думал о ней.
С белых небес на лицо старика падали хлопья.
– Розы, розы, – шептал он все тише. Его тело вознесли над белым снегом постели. Ноги, нужны ли они пленнику грёз? Женщина поддерживала его голову. Она гладила его редкие волосы и, низко склонив голову, прислушивалась к самому его дыханию, к его словам. В мочках её ушей ярко сияли камни жизни – гранаты.
– Розы, – голос старика, слабел. Та рука, на которой не было крови, потянулась к белым хлопьям снега, падающим с неба.
– Розы, розы, мои розы….