Розыгрыш. Файл №220
Шрифт:
Руль фыркнул.
— Такие следы были обнаружены двенадцать лет назад, — сказал Молдер негромко, — на побережье озера Эри, близ Баффало. Все эксперты сошлись на том, что, скорее всего, их могла оставить ползшая с опорой на локти макака средних размеров, у которой что-то случилось с задними лапами — то ли паралич, то ли повреждение позвоночника… То ли у нее были не лапы, а хвост вроде рыбьего или змеиного. А вот за этим вот камнем, на фото не видно, лежал труп. С точно такой же дырой в животе, как у мистера Глэйсбрука. Несколько секунд все молчали. Это был номер, по эффектности достойный перворазрядного цирка, и знатоки его оценили. У шерифа как-то странно задергались уголки рта, по-собачьи обнажая могучие зубы. Руль озадаченно почесался в паху, потом виновато глянул на
— Вы хотите сказать, что Джерри загрызла фиджийская русалка? — спросил наконец, шериф.
— Вы можете сейчас с полной определенностью сказать, что это было не так? — ответил Молдер.
Мотель «Мост через залив», стоянка трейлеров 21.16
В дверь конторы позвонили, и мистер Нат неторопливо и степенно засеменил к стойке. Он давно отучил себя торопиться. Надо ни на секунду не терять чувства собственного достоинства — тогда и другие будут относиться к тебе с уважением. Эту премудрость он усвоил с детства. Первые попытки вести себя в соответствии с нею, как и следовало ожидать, вызывали в окружающих только животный смех. Но мистер Нат не сдавался — и мало-помалу добился своего. Он знал теперь наверняка: как бы коротки ни были твои шаги, как бы неловко ни ступали твои ноги — никогда не пытайся угнаться за верзилами, за дылдами этими самоуверенными и несносными, которыми по большей части населен мир. Чем более ты будешь лезть вон из кожи, стараясь походить на них и быть не собой — тем смешнее и нелепее окажешься.
Мужчина и женщина, шедшие сейчас от двери к регистрационной стойке, были как раз из таких долдонов. Элегантные и ухоженные особи, и каждая по-своему классически красива и тщательно сдобрена высококлассной косметикой. Умом мистер Нат понимал, что оба принадлежат к лучшим образчикам человеческой породы — но он уже давным-давно не только не завидовал таким, как они; такие, как они, попросту были ему физически неприятны. Можно сколько угодно твердить себе: ну не виноваты же эти мордовороты в том, что уродились мордоворотами, и надо по мере сил относиться к ним нормально, без предубеждения — однако, что поделаешь, выглядели-то они на редкость уродливо.
Вероятно, так же, как для них самих — двухметровые, похожие на грузовики гориллы с покатыми узкими складчатыми лбами, узлами мышц с покрышку и половыми органами с выхлопную трубу; у самцов длиной, у самок размером отверстия.
Да, именно так. Разумеется, эти гулли-веры и гулливерши могут отличить более соразмерно и правильно сложенную гориллу от менее соразмерно и правильно сложенной; но кто из них решится от души назвать хоть самую соразмерную гориллу привлекательной и красивой?
Даже маленький Коммодор, лежа на своей подстилке в углу, приподнял голову и чуть оскалил зубы, а когда пришельцы приблизились, вполне недвусмысленно заворчал.
— Полегче, песик, полегче, — сказал мистер Нат. — Это тоже люди.
Коммодор умолк, но продолжал щериться с негодованием.
По своим специальным ступенечкам мистер Нат вскарабкался на специальную подставочку, проходившую за стойкой по всей ее длине и с профессионально приветливой выжидательностью воззрился на пришельцев.
— Чем я могу вам помочь? — спросил он.
Молдер несколько мгновений растерянно смотрел на пожилого бородатого карлика с маленьким, с кулачок, сардоничным личиком и умными, но донельзя язвительными глазами, над которыми нависал громадный выпуклый лоб, и неожиданно сам для себя спросил:
— Вы много работали в цирке?
Он сразу пожалел о своей несдержанности. Крохотный управляющий мотелем поджал губы, словно говоря: ничего, кроме очередной вопиющей бестактности, я от вас и не ожидал. А потом начал:
— С чего это вы взяли, что я когда-либо вообще посещал в своей жизни столь отвратительное заведение, как цирк? А тем более, уродовался там?
Скалли бросила на Молдера короткий, сочувственный взгляд и отвернулась, самоустраняясь.
— Понимаете, — понимая всю безнадежность попыток загладить вину, начал Молдер, — мы приехали только сегодня утром, и уже успели повстречаться здесь со многими знаменитыми…
Его попытка хоть завуалированной лестью смягчить ситуацию провалилась мгновенно и с треском. Ему даже не дали закончить фразу.
— И вы, разумеется, сразу и безо всяких колебаний решили, — сварливо перебил его карлик, — что, коль скоро я отношусь к людям небольшого роста, единственная карьера, которая мне доступна — это потешать зевак и бездельников теми необычными, нешаблонными чертами моего телосложения, которые они называли бы уродством, — он обвиняюще выставил в сторону Молдера крошечный пальчик. Молдер чуть закатил глаза. Но карлик, похоже, собрался работать по полной программе, раз уже представился столь удачный случай. — Вы видите меня в первый раз в жизни, вы не успели и парой слов со мною перемолвиться, но сразу взяли на себя смелость судить обо всей моей жизни. Об всех моих пристрастиях. Обо всех моих вкусах, симпатиях и антипатиях. Вам кажется, что ваши способности к дедукции, о которых вы, вероятно, самого высокого мнения, дают вам такое право, — он повернулся назад и снял со стены остекленный и любовно оправленный в дорогую рамку диплом. Сунул его Молдеру под нос. — Вам никогда, вероятно, не приходило в голову, что человек моей конституции может плодотворно трудиться в столь серьезной области, как гостиничный бизнес, и даже быть удостоенным почетной степени от управления гостиницами?
— Простите, — от души надеясь, что карлик иссяк, покаянно сказал Молдер. — Я совсем не хотел вас обидеть, мистер…
— Мистер Нат, — подсказал карлик, вешая диплом обратно. — Ну, разумеется, — чуть запрокинув голову, он наставил на Молдера куцую всклокоченную боро-денку. — Разумеется. Если вы НЕ ХОТЕЛИ меня обидеть, то мне и обижаться нечего. Вы так рассуждаете?
Молдер смолчал.
— Но, посудите сами, — продолжал мистер Нат, не проявляя ни малейших признаков усталости, — ведь если бы вы ХОТЕЛИ меня обидеть, я не разговаривал бы сейчас с вами, как один нормальный человек с другим нормальным человеком, а попросту вызвал бы полицию. В том-то и дело, что вы, вовсе не намереваясь сознательно меня обидеть, допустили привычную и бестактную глупость. Она заключается в том, что вы привыкли судить о людях исключительно по их внешнему виду. Кажется, будто это очень просто. Например, взять вас. Судя по тому, что вы выглядите, как стопроцентный американец, судя по вашим безупречным манерам, свидетельствующим о добросовестной и тщательной, но абсолютно бездушной светской дрессировке, судя по вашей кислой мине и невыразительному галстуку, я прихожу к заключению, что вы работаете на правительство. Более того, я могу сказать определенно: вы агент ФБР. Агент самоотверженный и опытный, но не сделавший карьеры по семейным обстоятельствам. Вероятнее всего, тяжелое детство и некие травмирующие переживания, связанные с неладами между близкими родственниками, сделали вас неспособным к закулисным играм, только и обеспечивающим расположение начальства.
Скалли повернулась наконец к Молде-ру. Ее глаза были озадаченными, словно она увидела его впервые.
Мистер Нат ядовито улыбнулся.
— Вот видите, к чему может привести страсть к поспешным поверхностным суждениям? Я увидел в вас лишь стереотип, а, следовательно — карикатуру. Вместо того, чтобы попытаться понять вашу неповторимую, уникальную личность, глубоко упрятанную под стандартной внешностью и стандартной одеждой, я…
Всякое терпение имеет свой предел. Даже ангельское. Даже терпение Молде-ра. Фокс достал из внутреннего кармана удостоверение.
— Я действительно агент ФБР, — сказал он, — и расследую убийство Джеральда Глэйсбрука. Меня зовут Фокс Молдер, а это мой напарник Дэйна Скалли. Мы хотели бы остановиться у вас на время проведения следствия.
Коммодор заворчал из своего угла.
Какое-то мгновение мистер Нат не реагировал. Потом то ли с удовлетворением, то ли, напротив, с негодованием поджал губы — и почти бросил перед Молдером регистрационный журнал.
— Распишитесь здесь, — сухо сказал он.
И, пока Молдер вписывал в соответствующие графы имена и даты, неторопливо нащелкал на клавиатуре телефона трехзначный номер и ласково сказал в трубку: