Рубенс
Шрифт:
XIV
МУДРОСТЬ (1634–1636)
Несмотря на трудные времена, мастерская Рубенса отнюдь не бездействует. Великие мира сего по-прежнему благосклонны к антверпенскому художнику, хотя и не спешат расплачиваться с ним. Он, как всегда, завален всевозможными заказами — начиная от больших полотен, которых требуют венценосцы, и кончая иллюстрациями, которые ему поручает его друг Моретус. У Рубенса много помощников. Имена их могут меняться, но правила для всех одни. Глава мастерской делает беглые наброски — они воспроизводят их на холсте или на дереве в увеличенном масштабе в соответствии с заданными размерами. Точно полководец на поле сражения, Рубенс наблюдает за ходом работ — здесь исправит деталь, тут закончит фигуру. В больших композициях он особенно тщательно исправляет нижнюю часть — ту, что прежде всего рассматривают зрители. Остальное предоставляется помощникам. Разве он может сам поспеть выполнить все, что ему заказывают? Ведь тогда ему пришлось бы забросить все, чем он интересуется, а он жадно следит за книжными новинками, за открытиями
После разрыва с Ворстерманом, который стал работать на ван Дейка, Рубенс взял к себе в мастерскую Пауля Понтиуса [247] . Этот ученик Ворстермана менее одарен, чем его учитель, но он довольно тонко передает в гравюре все оттенки палитры. А для Рубенса это важнее всего. Он хочет, чтобы гравер точно воспроизводил его живопись. Он нашел наконец именно таких истолкователей, какие ему нужны: это братья Болсверты, уроженцы Голландии. Для старшего, Боэтиуса, характерны мощный штрих и подчеркнутые контуры. Он четко и точно передает формы и эффекты светотени: правда, его техника жестковата, но Рубенсу в какой-то мере удается ее смягчить. Схелдерик, прозванный Схелте, более тонко передает оттенки, непринужденно сочетая силу с изяществом. Он одухотвореннее и мягче Боэтиуса. В частности, он один из лучших интерпретаторов рубенсовского пейзажа. Братья прекрасно дополняют друг друга и больше остальных граверов соответствуют требованиям главы мастерской.
247
Пауль Понтиус(1603–1658) — фламандский художник и гравер. Работал для Рубенса, жил у него с 1624 по 1631 г.
Наряду с виртуозами гравюры на меди у Рубенса работает и мастер гравюры на дереве — Кристоф Егер [248] , немец, натурализовавшийся в Антверпене. Гравюры на дереве, как правило рассчитанные на более демократического зрителя, продаются на рынках и ярмарках. Рубенс не может упустить такую возможность поддержать свою славу. Однако его не удовлетворяет кропотливая, но довольно скованная манера местных ксилографов — и этот вид искусства он хочет отметить печатью своей индивидуальности. Под руководством Рубенса Кристоф Егер опрокидывает все принятые представления о гравюре на дереве и придает ей неведомую дотоле сочность фактуры…
248
Кристоф Егер(1596 — ок. 1652/53) — известный антверпенский гравер по дереву, работал для Рубенса.
Едва только получены первые оттиски гравюр на дереве и на меди, они становятся товаром, который нужно продать. Внутри страны рынков сбыта достаточно, но для торговли за границей необходимо иметь привилегию. Причем иной раз тут не обходится без борьбы с пиратами. Так, во Франции Рубенсу пришлось привлечь к суду гравера, который делал копии с его эстампов. Сын Рубенса, Альберт, стал уже настолько взрослым, что мог поддержать отца в этом деле. Чтобы добиться возобновления привилегии во Франции, художник прибегнул к помощи своего друга Пейреска — из-за натянутых отношений между Францией и Испанией для успешного завершения такого дела необходима была протекция.
Политический горизонт по-прежнему затянут тучами. Чтобы объяснить испанскому двору причины провала переговоров с Голландией, тянувшихся почти год, представители Генеральных штатов направили в Мадрид герцога Арсхота. Это вышло совсем некстати. Еще в 1631 году дворяне составили заговор. Они хотели, «следуя славному примеру предков, сбросить невыносимое бремя испанского гнета». О заговоре донесли инфанте; по ее приказу был заточен в монастырь честолюбивый настоятель собора в Камбре — Франсуа Каронделе, вокруг которого группировались недовольные вельможи, такие, как принц Брабантский и принц д’Эпппуа, герцог Бурнонвиль и граф Эгмонт. Шарль д’Аренберг повлиял на своего брата, герцога Арсхота — самого видного представителя национальной знати, — и тот тоже присоединился к заговорщикам. Однако заговорщики медлили и ничего не предпринимали. Переход на сторону Голландии графа Анри де Берга, получившего солидную мзду, остался единичным эпизодом. Честолюбивые, но нерешительные заговорщики возлагали все надежды на Францию, а Франция хотела, чтобы они начали действовать, — тогда она обещала их поддержать.
Конец всем этим колебаниям положил Жербье, который по-прежнему представлял в Брюсселе английского короля. За 20 тысяч экю он выдал все подробности заговора. По приказу короля маркиз д’Антона немедля бросил в тюрьму руководителей заговора, герцог Арсхот был арестован в Мадриде. Филипп IV сообщил об этом собравшимся в Брюсселе Генеральным штатам и приказал делегатам немедля разъехаться по своим провинциям — они безропотно повиновались. Так печально закончилась мечта нидерландцев о независимости. Снова началась война. Соединенные Провинции заключили оборонительный договор с Францией, и штатгальтер Фредерик Хендрик предложил Франции раздел Испанских Нидерландов!
Между тем во Фландрию наконец прибыл дон Фердинанд — правитель, о котором уже давно оповестили страну. В десять лет ставший архиепископом Толедским, а позднее кардиналом, дон Фердинанд, теперь уже двадцатипятилетний молодой человек
Католики чествуют кардинал-инфанта как героя. Он привел из Германии свежие войска. В испанском лагере снова возрождается надежда, хотя и довольно беспочвенная — потому что политические противоречия остаются неразрешимыми.
Рубенс пишет: «Благодарение богу, вот уже три года как я со спокойной душой отказался от всего, что не имеет отношения к моему ремеслу». Правда, он не удерживается, чтобы не отметить: «Мои поездки в Испанию и в Англию были весьма плодотворными» — и сообщает с гордостью: «…все переговоры, связанные с бегством королевы-матери, — переговоры, закончившиеся тем, что ей предоставили убежище в этой стране, были доверены мне, и только мне одному, так что я мог бы предоставить историку точные и достоверные сведения, весьма отличающиеся от тех, каким обычно придают веру». И замечает не без торжества: «Я ведь и в самом деле пользовался неограниченным доверием августейшей инфанты (да приимет господь ее душу!) и главных советников короля, и мне удалось снискать расположение моих чужеземных партнеров. Вот тогда-то я и решил отказаться от своего положения, обрубить путы золота и честолюбия и вернуть себе свободу, полагая, что надо уметь удалиться от дел во время подъема, а не спада и отступиться от фортуны, когда она еще тебе улыбается, а не дожидаться, чтобы она от тебя отвернулась».
Ему пришлось умолять инфанту, чтобы она избавила его от новых поручений, и он «с трудом» добился этой «милости». Теперь он «слава богу, мирно живет» со своей женой и детьми, и однако он все-таки просит своего друга Пейреска адресовать письма «секретарю его католического величества в тайном совете», а не «дворянину, состоящему при особе… и прочая». Он просит об этом, мол, «отнюдь не из тщеславия, а чтобы письма доходили в целости и сохранности». Но кого может обмануть эта детская уловка? Рубенс не из тех, кто отказывается от почестей, и если уж он распростился с дипломатическими поручениями, стало быть, ему пришлось так поступить… Теперь, когда политические дела час от часу ухудшаются, он может поздравить себя с тем, что принял решение удалиться от дел, пусть даже оно явилось не столько плодом его собственной воли, сколько результатом развития событий. «Я желаю одного — наслаждаться своим уединением» [249] ,— пишет он, но не надо слишком полагаться на его заверения.
249
Эта и вышеприведенные цитаты из письма к Пейреску, написано в Антверпене 18 декабря 1634 г.
В начале 1635 года Антверпен готовится к торжественной встрече кардинал-инфанта. Магистрат поручил Рубенсу украшение города. «У меня нет времени ни жить, ни писать», — сообщает он Пейреску. Его изобретательный талант воодушевился. Он делает бесчисленные рисунки и эскизы, создает невиданные по своей пышности проекты; в них есть все: портики, триумфальные арки, театральные подмостки и колесницы. Под его руководством работают лучшие художники Антверпена: Якоб Иорданс, Корнелис де Вос, Эразм Квеллин, Теодор Ромбоутс, Корнелис Схют, Теодор ван Тюлден, оба сына ван Балена [250] … Два десятка художников помогают ему по мере сил и таланта. Шесть скульпторов высекают фигуры из камня, вырезают их из дерева. Среди них Квеллин, ван Милдерт и ван ден Эйнде [251] . Гевартиус сочиняет тексты надписей. Чтобы не отстать от своего друга, ученый стряпчий призывает на помощь Олимп, и его тексты, в которых он подражает древним авторам, своей пышностью и неясностью могут соперничать с рубенсовскими аллегориями. Эрудиты будут пытаться разгадать эти загадки, а непосвященные — доверчиво восхищаться.
250
Якоб Иорданс(1593–1678) — знаменитый фламандский живописец. Ученик А. ван Ноорта. Около 1617 г. стал работать с Рубенсом.
Корнелис де Вос(1584–1651) — один из известнейших портретистов Фландрии.
Эразм Квеллин(1607–1678) — фламандский живописец, ученик Рубенса.
Теодор Ромбоутс(1597–1637) — антверпенский живописец, ученик А. Янсенса.
Корнелис Схют I(1597–1655) — фламандский художник, ученик и последователь Рубенса.
Ян ван Бален(1611–1654), Хендрик ван Бален(1623–1661) — фламандские художники, сыновья Хендрика ван Балена.
251
Ханс ван Милдерт— фламандский скульптор, родился в Кёнигсберге, поселился в Антверпене и работал с Рубенсом по украшению алтаря церкви св. Карла Борромея в Антверпене.
Хубрехт ван ден Эйнде(?—1661) — фламандский художник и архитектор.