Рубеж-Британия
Шрифт:
— Ты думаешь, стоит? — Спрашиваю, принимая бутылку.
— В кабине кровь очистится, поэтому ты будешь трезвый, а сейчас тебе не мешало бы расслабиться, — отвечает деловито.
— А тебе? — Усмехнулся я.
— И мне, — легко соглашается, отворачиваясь.
Смотрю на неё. Вижу, задумалась.
— Агни? — Окликаю.
— Да, — отвечает, не оборачиваясь.
— Ты помнишь наши встречи во Владивостоке?
— Да, — отвечает односложно и вздыхает.
Передаю бутылку ей, хлебает и бессильно опускает на траву. Снова не смотрит на меня.
А мне навеяло вдруг. Будто жаль стало, что больше так мы с ней не сядем. Всё в пепел превратится. Трава, цветы полевые. Смотрю на всё и уже прощаюсь. Да, это не моя родная земля, не мой Владик. Но тоскливо очень, потому что всё так похоже.
Может, я и дурачок сентиментальный. Но начинаю рвать полевые цветы, жёлтый, голубенький, я даже не знаю, как они называются.
Глава 23
Мое третье Осознание
— Что ты делаешь? — Спрашивает напарница.
Застала меня в процессе и только ещё больше раззадорила. Почему от трёх глотков рома я чувствую себя уже пьяным?
Не отвечаю. Поднявшись, собираю фиолетовые цветочки, пышный красный нахожу, который добавляет букету красок. Ромашки замечаю, рву самые красивые.
Агни наблюдает за мной ошарашенно. И что на неё нашло? Вероятно, тот же вопрос у неё ко мне.
Собрав, обвязываю эластичным стеблем, чтоб не развалился. Подступившись и буквально нависнув над сидящей, вручаю ей без слов.
Смотрит исподлобья так очаровательно. И встревоженно. Я брал её уже несколько раз, как женщину лёгкого поведения. И теперь мне стыдно, что не выразил иного отношения. То, с которого и должно всё начинаться.
Мысль о том, что мы можем начать всё заново, волнует меня сейчас больше всего остального.
— Что на тебя нашло? — Спрашивает, неуверенно принимая.
Усаживаюсь рядом, вижу, как она продолжает пребывать в некоем замешательстве. И смотрит на букет, будто хочет найти в нём нечто важное. Хмурится, словно вспоминает что–то из прошлого. Или её осенило. Мне сложно читать выражение на её лице.
Потому что внутри меня греется надежда, и вижу я, вероятно то, что хочу увидеть.
— В этой бесконечной войне должно остаться время на что–то прекрасное, — комментирую тихо и беру бутылку, которую она приставила к своей ноге.
Агни нюхает букет осторожно. И это забавно, ведь цветы вокруг. А она их будто и не видела раньше. Да что с ней?
— Я бы очень хотела вновь увидеть то, что ты чувствуешь, — заявляет вдруг и смотрит на меня впервые так открыто. — Но вы забрали это у меня. Очень сложно было привыкнуть к вашей же слепоте. И ты мне об этом напомнил.
Не знаю, что на это ответить.
Ещё какое–то время Агни сидит с опущенным вниз взглядом и уже лежащим на её бёдрах букетом. Я же хлебаю ром, как воду. И злюсь, на себя, на неё. На всех нас, прибывших сюда когда–то для одной единственной цели. Уничтожать.
И как фальшиво теперь пользоваться всем этим. И как нелепо взывать к чувствам той, у которой их нет.
А что на счёт меня самого? Теперь уже и не знаю.
Вскоре Агни поднимается, оставляя букет на земле.
— Нам нужно провести ещё один рейд за сегодня, — заявляет, как ни в чём не бывало. — Если ты не можешь, оставайся здесь, тебе предоставят палатку, я вернусь после заката и найду тебя.
Ничего не отвечая, поднимаюсь следом и вперёд неё укладываюсь в кабину мехара. Тело ноет, но силы есть. Я готов.
Напарница залезает в машину живенько, будто вовсе не устала, и мы взмываем в облака. На связи британский мехавод, которому Агни передаёт информацию о наших дальнейших действиях.
Мы отправляемся на восточное побережье, где идёт основная высадка третьей волны оргалидов.
По пути мы не вступаем в воздушный бой и не помогаем своим наземным войскам. Чем ближе к западному побережью, тем чернее земля и больше копошащихся тварей, будто они скапливаются сознательно, дабы нанести плотный сокрушительный удар.
— Да сколько же их, — не могу скрыть эмоций и моральной усталости, когда летим над целым морем смолы из кишащих гадин.
Всего второй день, а я потерял счёт этим тварям. Все наши усилия кажутся бесполезными. Что бей их, что не бей. Ничего не меняется.
Нужно просто убить всех генералов. А эти гады не хотят высовываться все сразу.
А лучше покончить с тремя Изначальными. Вот только я не представляю пока, как это сделать.
Вылетев на побережье, где уже и след всякий человеческий давно простыл, и мехары не вздумают соваться, мы узрели масштабы. Разорённые порты, разбитые корабли, некоторые из которых торчат затонувшими у берега, другие лежат прямо на нём. И вокруг всего этого идёт нескончаемое бурлящее движение, куда ни глянь.
«Водомерок» не счесть, высаживают тварей на берег, создавая непрерывный поток. Есть такие гигантские, что, кажется, это остров движется! Медленно, но верно. В их мешках, похоже, самые большие гадины сидят. Но это ещё не все транспортники, тут и старые добрые «киты», у которых оргалиды сидят в брюхе. А ещё огромные черви, вываливающие на берег свои чресла, что пещеры. Один такой метров сорок в длину и ртом, какой и меха пятиметрового проглотит.
— Людям придётся не сладко, — комментирует Агни. — Если мы не справимся с генералами.
Как раз на радаре пульсируют две розовые точки. Одна на севере в тринадцати километрах, другая на юге — в пяти. То есть нашли ещё двух Фиолетовых, которые сподобились вылезти.
Агни поворачивает на юг! Следую за ней.
— Надеюсь, сил нам хватит на обоих, — слышу в эфире.
Стоит снизиться до ста метров, по броне начинает звякать шрапнель. Долетает немного, и это кажется смешным. Пока мы не вылетаем на прямую линию атаки к генералу! Крупнее него я видел только Чёрного в США!