Рубеж (Сборник)
Шрифт:
– Где взял? – набросился Донских.
Тут и Глезденев подскочил:
– Ты что, парень, мародер?
Верзила-десантник опешил, но соврал без запинки:
– Да не-ет, это мне бакшиш дали.
– Мы знаем, какой «бакшиш». А ну, отдавай часы обратно.
Краем глаза Глезденев заметил, как скривился ротный. Конечно, неприятность. Посторонние поймали на таком деле. Тем более корреспондент из газеты, да еще старший лейтенант из политотдела. Донских тоже заметил кислую мину Леснякова. Шепнул Глезденеву:
– Знаешь, Валера, зачем я хожу на операции от политотдела? Во-первых, чтобы мародерства не допускать, во-вторых, чтобы командиры все
Откуда-то появился афганский командир роты. Все-таки выяснилось, что есть такой, существует, что в этой серой массе, которую почему-то называют «зелеными», и не поймешь, кто есть кто, есть свои командиры.
– Командор, будем ночевать здесь. Здесь вода, – заявил он, и Лесняков согласился с ним. Вода – это все. Когда вышли к реке, многие не выдержали, плюхнулись прямо у воды, наполняли фляги, пили, пили, насыщались, заполняя обезвоженные клетки, запасались, как пустынные верблюды, влагою впрок. И кто-то сказал: «Пьем, пока вода из ушей не польется».
Афганский командир предложил Леснякову оставаться в кишлаке, сам же решил расположиться дальше, на горке. И ротный вновь согласился, посчитав его доводы разумными.
Поднялись, отяжелевшие от воды, перешли ущелье. На той стороне был домик из камня, ухоженный, крепко отстроенный. Вокруг дома мощные стены, в которых выложены бойницы. Вошли внутрь, огляделись, обыскали помещения, проверили все ходы-выходы. Дом был пустой. Нашли душманскую карточку хозяина этого дома – вроде пропуска. Потом обнаружили большую аптеку: различные препараты, медицинское оборудование французского, западногерманского производства, щипчики, скальпели, шприцы. Были и китайские аппараты для переливания крови, словом, хозяйство такое, хоть госпиталь разворачивай.
Вокруг дома и далее были вырыты ходы сообщения, окопы полного профиля, обложенные камнем, с бойницами, хорошо укрепленными огневыми точками. При грамотной обороне роту положить ничего не стоило бы.
Солдаты со знанием дела обстучали все стены, а потом уже развели костры. Один взвод расположился в левой половине дома, другой – в правой, а третий – во дворе. Офицеры прошли в хозяйственное помещение, расселись вдоль стен, достали сухпайки из рюкзаков. Предстоял скромный походный ужин. Но не успели вскрыть консервы, как стукнула дверь, послышалась возня, шум, во двор ввалились афганцы: приволокли барашка. Держат бедное животное за рога, оно упирается, блеет жалобно.
– Командор, а командор, бакшиш, на бакшиш!
Лесняков картинно развел руками: ну что тут поделаешь! От подарка не откажешься. Да и неизвестно еще, сколько операция продлится… Но, как оказалось, дело этим не закончилось.
Сразу нашлись специалисты по освежеванию, разделке. Через некоторое время принесли дымящуюся баранину. Все повеселели. Командир роты поднялся.
– Пройдите, пожалуйста, в мазанку.
Глезденев и Донских вошли в помещение. Там было темно, горела лишь тряпка в плошке. Донских споткнулся о какой-то комок.
– Что это?
Комок зашевелился, сердито закудахтал.
– Лови петуха, – весело отреагировал Глезденев.
Но птица была привязана за лапу, и ее тут же оттащили подальше от двери.
– Это что – для циркового номера? – поинтересовался Валерий.
– Да нет, – смущенно ответил солдат. – Ротному на завтрак!
Глезденев повернулся к ротному. Тот ухмылялся в дверях.
– Крепко у тебя служба поставлена.
– Душманам, что ли, оставлять?
Донских
– Черт с тобой, жри своего петуха.
Представитель политотдела не знал, что хоз– взвод уже завалил огромного теленка, что весело, дурачась, его освежевали, тут же приволокли откуда-то казан. Мясо поставили варить. Другие солдаты в это время делали лепешки из муки. Жарили их на комбижире где придется. Бывало, даже в цинковой коробке от патронов. Поужинали в полном молчании – рты были заняты пережевыванием. Потом Донских предложил Глезденеву пойти проверить посты. Валерий охотно согласился, докурил сигарету, растоптал по привычке окурок. Еще было светло. Часовой стоял у дувала и нервно оглядывался по сторонам.
– Ну что, земляк, как служба? – бодро спросил Глезденев.
– Все в порядке, товарищ майор! – не менее бодро отчеканил худенький паренек.
Он и впрямь казался совсем мальчиком.
– Не страшно?
– Не-е…
– А сколько прослужил? – продолжал спрашивать Глезденев, подумывая, не достать ли блокнот и поговорить по-человечески.
– Полгода…
Донских недовольно хмыкнул и вдруг приказал вызвать командира.
Через минуту-другую появился сержант, замкомвзвода. Он на ходу застегивался.
– Вот, Валера, на каждой операции так. Молодой стоит, а «старики» дрыхнут. И не дай бог – «духи». Подкрадутся, а парень растеряется. Или, бывает, присядет да закемарит.
Он повернулся к сержанту:
– Я взвод строить не буду. Но вы сами разберитесь по-свойски, как вам надежней охранять самих себя.
– Так точно… Все понял, – сержант замялся, – вы это ротному только не говорите…
Офицеры переглянулись, рассмеялись.
– Ладно, не скажем.
В мазанке кто чистил на утро оружие, кто спал. В углу больше коптила, нежели светила, плошка с фитильком. В ее неровном красном свете колыхались тени. На стене возникали склоненные головы, стволы оружия. Слышался тихий разговор. Возможно, для постороннего человека этот дом и эти люди показались бы загадочными, связанные какой-то одной им ведомой тайной. Глезденев и Донских уселись под огоньком. Выпили еще теплого чаю. И стали вспоминать. Глезденев рассказывал о себе мало, по привычке больше спрашивал. А когда Николай стал вспоминать прошлые операции, потянулся за блокнотом, стал записывать что-то на ходу.
– Вот ты спрашиваешь, какими, по-моему, чувствами руководствуются в бою наши солдаты? Я думаю, либо действительно желанием проявить героизм, отличиться, солдат ведь может переносить все, что угодно, идет под пули, несет на себе товарища…
– Хватает болезни и еле живой, с температурой прет в гору, – продолжил Валера.
– Да, все это есть, – скороговоркой согласился Донских. – Но тут и другая сторона есть – меркантильная. Обшмонать «духа» убитого, да и просто первого попавшегося – считает своим полным правом. Нужны часы – снимет, будет магнитофон – возьмет и его. Однажды на операции двух «духов» убитых обнаружили. И солдат мне заявляет: «Товарищ старший лейтенант, можно я возьму этот магнитофон? Можно, а?» – «Зачем тебе магнитофон? Все равно заберут его у тебя». – «В роте нечего слушать. Раненые просили». Вижу, что брешет. «Зачем, – говорю, – тебе мараться?» А он мне: «Эх, черт побери, как пойдешь с офицерами, так ни одного бакшиша не возьмешь. Вы, – говорит, – посмотрите на пехоту. Там вообще везут, волокут, тащат – и ничего им…» – «Что, – спрашиваю его, – уподобляться им? Ну, бери, бери. Станешь таким же…» – «Ладно, не надо». Обиделся.