Рубеж. Пентакль
Шрифт:
Эта мысль развеселила его. Он ел хот-дог, запивая минеральной водой из пластмассового горлышка бутылки, и улыбался.
Стемнело. На прилавках зажглись где свечки, где электрические лампочки. Тусклые пятна света лежали на горах белья, на рулонах туалетной бумаги, на полированных тушках сувенирных карандашей «Донбасс», невесть каким образом затесавшихся среди стирального порошка и губок для обуви.
Ни один продавец не потрудился собрать товар, никто не думал уходить домой. Андрей, едва волоча ноги, брел по узкому проходу под нависающим полиэтиленом, и ему казалось, что он спит.
Этого не может быть, говорил разум. Этого не может быть. Он часами шел и шел, никуда не сворачивая, и, если рынок не протянулся на многие километры, он давно должен был выйти… ну, не на шоссе… но хотя бы к забору, к лесу, куда-нибудь, где нет рваного тента над головой, где не свисают отовсюду свитера и плащи…
Но день закончился, а кошмар продолжался. Рынок жил своей жизнью; покупателей по-прежнему не было, а продавцы не выказывали ни малейшего нетерпения. Андрей пытался с ними заговаривать; они вели себя совершенно естественно для людей, к которым пристает с дикими вопросами странный человек с безумными глазами. Все, к кому он обращался, спешили от него отвязаться, иногда холодно, иногда откровенно грубо. Вид денег, которые Андрей вытащил из кармана и пытался предложить кому угодно в обмен на спасение, пугал и отвращал их еще больше: вероятно, они думали, что он пьян или «под кайфом»…
Это сон, думал Андрей и щипал себя за руку. Запястье покрылось синяками, но безумие не прекращалось. Шаг за шагом по узкому проходу между прилавков – он брел, как механическая игрушка с подсевшими батарейками, и взгляд безумно скользил по тапкам, лифчикам, курткам, джинсам, спортивным штанам и мыльницам, по равнодушным лицам продавцов, ни капельки не удивленным повседневным лицам…
– Скоро полночь, – сказали за спиной.
Фраза, произнесенная невпопад, заставила вздрогнуть. Это были первые необыденные слова, услышанные на базаре. Андрей обернулся. Продавец купальников смотрел ему в глаза – не так, как смотрели прошлые продавцы. Не ожидая вопроса о цене, не удивляясь сумасшедшим просьбам вывести с рынка за любую сумму в твердой валюте…
Ногой продавец купальников отодвинул ящик, закрывающий вход за прилавок. Повторного предложения Андрей дожидаться не стал – вошел сразу.
– Садись.
Андрей сел на низкий, покрытый старым ватником табурет. Рядом висела, чуть колеблясь от ночного ветра, серая простыня – ею, по идее, отгораживались от посторонних глаз дамочки, вздумавшие примерить купальник прямо на рынке.
– После полуночи нельзя быть по ту сторону прилавка, – сказал продавец.
– Почему?
Продавец улыбнулся, поправил ряд бирюзовых плавок, казавшихся грязно-синими при свете маленькой керосиновой лампы.
– Ты новичок?
– Я заблудился, – шепотом признался Андрей.
Продавец кивнул. Над головой его покачивался пластиковый женский торс.
– Место человека – за прилавком. Во всяком случае, после полуночи.
Сделалось тихо. На грани слышимости шелестел полиэтилен. Мигала елочная гирлянда под навесом напротив.
– Почему? – снова спросил Андрей, потому что не нашелся, что еще спросить.
– Каждый из нас, – сказал продавец рассеянно, – в своем праве. Мы вправе продавать и быть проданными… А также покупать и быть купленными.
Андрей молчал.
Длинные часы, проведенные в поисках выхода, кое-чему его научили. Возможно, продавец шутит, разыгрывает, а возможно, он сумасшедший. В любом случае продавец купальников казался самым вменяемым человеком на целом базаре. Он, по крайней мере, не делал вид, будто ничего не происходит.
– Уже скоро. У Николая, который китайским барахлом торгует, в полночь будильники пищат. Вот как пропищат – тогда сам увидишь… А пока угощайся.
Он положил на колени Андрею яблоко, маленькое и зеленоватое, белый налив.
Андрей откусил не глядя. Бездумно выплюнул червяка. Откусил снова.
Продавец вздохнул:
– Как в девяносто пятом вышел на точку, так и стою. Не отпускает.
– Кто не отпускает?
Продавец посмотрел на него с сочувствием.
– Меня уже два раза покупали. Третьего, может, и не переживу…
– Кто покупал?!
– Они, – сказал продавец с невыразимым отвращением. – Первый раз… Я, может, и успел бы вырваться, но только сразу… купили. В первую ночь… точно так же.
Рядом, за стеной разноцветных купальников, запищал будильник. Ненавистный любому спящему звук моментально разросся, подхваченный многими механическими голосами. Будильники голосили хором секунд тридцать, потом один за другим стихли.
– Ну вот, – сказал продавец.
Огонек в керосиновой лампе вспыхнул ярче.
Минуту-другую сидели молча. Андрей ждал, что продавец рассмеется и скажет, что шутка удалась. И что пора собирать сумки – рынок наконец-то закрывается. Ждал, что продавец заговорит, но тот молчал, и тишина становилась все напряженнее. Андрей открыл рот, чтобы самому прервать молчание, – но в этот момент на него лег физически ощутимый, очень тяжелый взгляд.
Он замер с открытым ртом.
Из-за соседнего прилавка, из-за костюмов и пиджаков выдвинулась темная, неясная, безликая фигура. Огонек керосиновой лампы задрожал; черная тень скользнула дальше, по направлению к торговцу китайским ширпотребом. Андрей часто задышал, избавившись от взгляда, но из другого прохода, из-под бледно мигающей елочной гирлянды, выползла еще одна тень, на этот раз высокая и угловатая.
Андрею померещилось нездоровое, бледное, под толстым слоем грима женское лицо.
– Кто это?!
– Они. – Продавец закурил, загасил спичку, бросил под ноги. – Ночные покупатели…
– Люди?
– Ты молись, чтобы тебя не купили. Понимаешь… На этом базаре только днем люди продают вещи. А ночью – ночью вещи продают людей.
– Что?!
Прошли еще две тени – побольше и поменьше. Андрей чувствовал, как неотвратимо притягивает их внимание. Следующая тень остановилась перед прилавком и стояла минуты три – Андрей сидел, вжавшись спиной в мягкий баул с купальниками. По вискам текли струйки пота.