Рубин царя змей

Лайм Сильвия

Иллиана не успела испугаться. Да и не смогла бы, видя его лицо так тревожно-близко, ощущая, как его дыхание касается ее кожи. А в следующее мгновение его взгляд упал на ее губы, и вовсе лишив последних мыслей.

— Когда царица Ава подожгла себя черным огнем гессайлахов, — неожиданно проговорил Торриен, не сводя глаз с ее губ, — земля, которой коснулось это страшное колдовство, стала проклятой. На том ужасном месте был построен храм Иль-Хайят, чтобы святость молитв мираев могла компенсировать тьму, пропитавшую землю. После смерти Авы ее дети изменили русло Золотой

реки, создав вокруг храма Иль-Хайят небольшой остров, окруженный озером. Вся земля под храмом была залита каменным составом, чтобы до проклятой почвы было не добраться. Было сделано все, чтобы изолировать прикосновение гессайлахов к Шейсаре. Но этого детям Авы показалось мало. Они отделили людей от змей огромной стеной, создав два города в одном. Чтобы ни один человек не мог зайти к нам без позволения. — На этом моменте он вдруг понизил голос. Золотые глаза сверкнули металлом. А затем он закончил: — Чтобы страшное колдовство, совершенное однажды человеком, не могло повториться вновь…

На последних словах Иллиана перестала дышать. Она широко распахнула глаза, не веря своим ушам.

— А разве такое возможно? — выдохнула она.

— Нет, — покачал головой Торриен и неожиданно отпустил ее, выпрямившись. Его высокая широкоплечая фигура перестала закрывать собой солнце, и яркий свет, резанувший глаза Иллиане, вмиг прогнал из головы мрачный налет древней легенды. — Предосторожностей вполне достаточно. Ава, в бытность свою человеком, была сильной колдуньей, повторить ее “подвиг” невозможно. А если бы и было возможно, наш город достаточно защищен.

Девушка выдохнула, отталкиваясь от стены и вставая рядом с мираем.

— И все же вы боитесь, — ухмыльнулась она.

Она вовсе не насмехалась над мираями. Легенда была слишком страшна, чтобы смеяться. Но девушке нравилось думать, что причина изолированности нагов именно в страхе, а не в природной жадности и жестокости.

Торриен повернулся, бросив на нее короткий, острый взгляд.

— Мы не боимся. Мы исключаем вероятности, моя милая Иллиана.

Шагнул к ней, обхватив одной рукой подбородок, а другой — притянув девушку за талию, и шепнул прямо в губы:

— Мираи ничего не боятся, надеюсь, ты это запомнишь…

Наклонился, едва касаясь, порханием крыльев бабочки дотрагиваясь сперва до одной губы, затем до другой. То ли играя, то ли дразня.

— А еще мираи любят целовать девушек у всех на виду, да? — тихо выдохнула Иллиана, хитро взглянув в золотые глаза, в глубину которых уже проваливалась.

Торриен вдруг улыбнулся.

— Тебя совершенно никто не учил разговаривать с мираями, — констатировал он факт, покачав головой, и наконец поцеловал ее.

Иллиана замерла, чувствуя пьянящий восторг и такую нереальную слабость, вдруг охватившую тело. Сделавшую ноги усталыми и ватными, отчего захотелось обнять мирая за шею, прижиматься к нему, зарываясь в волосах…

Но она не успела закрыть глаза и воплотить все это в жизнь. За спиной Торриена девушка вдруг увидела мужчину.

Это был Шеймус Роминтер, рослый продавец элитных вин из Нижнего города. Он стоял шагах в двадцати позади и смотрел прямо на нее.

Иллиана отстранилась от мирая и громко сглотнула. Острый, холодный страх ухнул вниз по горлу, упав в желудок тяжелым комком.

Девушка пригнула голову и спряталась за фигурой Торриена, стараясь, чтобы ее совсем-совсем не было видно.

Пульс клокотал в ушах, пульсировал в висках. Узнал ли ее Шеймус? Что, если он расскажет матери, где увидел ее? Что, если расскажет Фендору?

Шеймус Роминтер был давним знакомым Дариллы Тангрэ и иногда появлялся в их лавке, чтобы купить особых специй для своего винного ресторана, что находился в центре Нижней Шейсары. Но что мужчина делал здесь? Неужели нашел способ получить разрешение для продажи напитков мираям?

Если так, то это большая удача для него! И потенциально огромные проблемы для Иллианы.

Вот только прячась от старого знакомого, девушка совсем забыла о новом. Лишь когда Шеймус отвернулся и пошел прочь, исчезнув за поворотом улицы, Иллиана сумела спокойно выдохнуть и заметить наконец, что фигура Торриена сильно напряжена. Мышцы превратились в камень, а кулаки оказались сжаты.

— Что это ты делаешь? — прошипел он, кажется, впервые по-змеиному. Прежде, даже когда злился, его голос больше напоминал рычание.

Но не в этот раз.

Иллиана медленно подняла глаза и встретилась с раскаленным добела золотом мужского взгляда.

По спине покатилась ледяная волна.

— Я… пряталась. Шеймус… знакомый… он мог заметить меня… — забубнила она, с ужасом замечая, что мирай всё сильнее белеет от ярости.

Иллиана никак не могла понять, в чем причина такой перемены. Это сбивало с толку, заставляло нервничать.

Впрочем, Торриен быстро сумел ей объяснить.

— Ты что, стыдишься меня? — с глухой злостью процедил мирай, в котором она с трудом узнавала улыбчивого и веселого мужчину, от взгляда которого била дрожь, а в груди разливался огонь.

Уже давно привыкнув к мягкому, проникновенному голосу Торриена, горячему золоту его глаз, она и забыла, что мираи — не люди.

Что мирая нельзя оскорбить…

— Я?.. Нет же… я просто… — Ответа не находилось. Иллиане резко стало холодно от льда, которым Торриен будто бы покрылся с головы до ног.

— Не утруждайся, — оборвал он. И, не сводя с нее болезненно-жгучего взгляда, щёлкнул пальцами.

Раздался стремительный топот нескольких пар ног. В тот же миг откуда ни возьмись поблизости от них появился паланкин с восемью носильщиками.

Торриен схватил девушку за руку, мягко, но уверенно подвёл к паланкину и усадил внутрь.

— Благодарю за прогулку, — ровным официальным голосом проговорил он. — Хорошего дня, муссьора.

Задернув штору, развернулся и пошел прочь.

Иллиана не успела сказать и слова. Только кусала губы, пытаясь сдержать слезы обиды, и смотрела сквозь полупрозрачную ткань вслед удаляющейся мужской фигуре, не вполне понимая, какого гессайлаха этот мирай так разозлился.

Паланкин тронулся в путь, быстро двигаясь к стене между городами, давая девушке время, чтобы успокоиться.