Рубин царя змей
Шрифт:
Но не так давно Торриен обещал ей, что, пока она сама не решит, ничего из того, чего она так боится, не произойдет.
А потому Иллиана лишь облизала пересохшие губы и промолчала, внимательно вглядываясь в его темные золотые глаза.
И Торриен улыбнулся в ответ. Будто все понимал без слов.
Судя по всему, так оно и было.
И все беспокойство, если оно еще где-то сохранилось в душе девушки, окончательно исчезло. Иллиана приняла решение ничего не спрашивать у царевича, потому что внутри зародилась стойкая уверенность в том, что Торриен никогда не сделает ей ничего
— Ты хо-о-очешь меня, — с игривой улыбкой проговорил мужчина, вдруг полностью распахивая ее халат и оглядывая с дерзкой бессовестностью. Словно свою собственность.
Иллиана тяжело задышала. Ей это понравилось. Она хотела быть его.
Щеки вспыхнули от привычной стыдливости, но огонь, который зажегся в глазах Золотого змея при взгляде на нее, гасил любую неловкость, превращая ее в пожар.
Мужчина опустил руку на ее грудную клетку и медленно двумя пальцами повел линию вниз, заставляя девушку вздрагивать от каждого пройденного миллиметра: вот минули косточки ребер, вот — дернувшийся от сладкого спазма живот, затем пупок, который Торриен обвел по кругу, спустившись к выпирающему лобку…
Иллиана захлебывалась воздухом. А Торриен смотрел на нее темным, почти безумным взглядом, продолжая размеренно дышать. Лишь напрягшиеся мышцы, ставшие твердыми как камень, да еще жар, распространяющийся от его пальцев и тела, выдавали эмоции Золотого змея. Огонь, который разрывал его, голод его внутреннего зверя, спрятанного в клетке ребер и воли.
Торриен провел большим пальцем по выпуклости треугольничка под впавшим животом. А затем медленно скользнул вниз. Подушечкой проведя по самому центру, легко проникнув сквозь распахнувшиеся влажные лепестки.
Иллиана выдохнула и закрыла глаза, сжав пальцы на мягкой простыне.
— Тор… — прошептали ее губы, вновь доводя Торриена до предела одним этим коротким словом. Его именем — ее голосом…
Царевич тут же опустился на нее, почти падая, вжимая своим телом в простыни, и одновременно проник в нее пальцем.
Девушка прикрыла глаза, неосознанно толкаясь вперёд, по направлению его руки. А сама в это время обхватила его спину, изучая беспорядочными движениями ладоней каждый изгиб, скользя все ниже. Не контролируя собственные желания, сжала твердые мужские ягодицы сквозь ткань брюк, инстинктивно направляя мужские бедра ближе к себе.
Торриен едва не сорвался от этой бесхитростной ласки, которая была слишком красноречива. Проник глубже в мягкое и горячее, заставив девушку выгнуться и заерзать на постели. А сам все сильнее скатывался в бездну темного голода от одной-единственной мысли, клокочущей в голове:
“Как же внутри нее влажно и узко…”
— Иллиана, — выдохнул он, впиваясь в ее губы, с которых сорвался тихий стон, когда он в очередной раз толкнулся внутрь нее, добавляя к первому второй палец. Делая все аккуратно, на грани, все еще стараясь оставить девушку девственницей, но при этом уже не в силах до конца контролировать себя.
Она была такой мокрой, такой готовой для него! А он снова обязан был себя останавливать.
Изощренная пытка, и он в роли жертвы и палача одновременно.
В этот момент Иллиана, как назло, скользнула рукой вниз и ухватилась за твердый, натянувший штаны член.
Торриен выдохнул, широко раскрыв золотые глаза. Поедая девушку жгучим взглядом и словно падая в этот миг в жерло раскаленного вулкана.
Иллиане показалось, что каждая мышца на теле Золотого змея превратилась в камень.
Она обхватила его плоть и провела рукой вверх-вниз, тут же почувствовав, как в нее с диким желанием толкнулись одновременно рука и бедра Торриена. Пальцы глубже вошли в ее тело, а твердый как камень, член скользнул по ткани штанов в ее ладони.
— Я так хочу тебя, Иллиана, — хрипло прошептал мужчина, вибрацией своего голоса будто задевая каждый нерв под ее кожей.
И сделал новый толчок.
Иллиана схватила ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. И неловкими торопливыми движениями начала развязывать штаны мирая. Внизу живота пульсировало и жгло, а каждый новый толчок мужской руки подбрасывал ее на все более и более высокую ступень наслаждения, от которого было уже сложно контролировать себя.
Ее кисти дрожали, когда она высвободила от одежды внушительную твердую плоть и обхватила пальцами, торопливо двигаясь по гладкому стволу, увитому венами.
От ощущения бархатной горячей пульсации в своей ладони у Иллианы пересохло во рту, а между ног требовательно заныло. Она уже готова была согласиться на что угодно. На все на свете, лишь бы Торриен оказался внутри нее. Ей было слишком мало его рук. Слишком мало его поцелуев и его очевидного желания в ее ладонях. Она хотела ощутить незнакомую наполненность, инстинктивно чувствуя, что именно это ей требуется сейчас как воздух. Она сдвигала бедра, зажимая между ними мужскую ладонь, терлась об нее, но никак не могла получить желаемое.
Одновременно с этим она начала ритмично двигать рукой, в которой был плотно сжатый член, слыша, как учащается дыхание ее царевича. Он закрыл глаза, упершись лбом в ее лоб. Каждая его мышца будто налилась свинцом.
— Да… — хрипло выдохнул он, толкаясь навстречу движениям ее руки. При этом находясь между ее бедер и беря ее пальцами так, будто бы занимался с ней любовью по-настоящему. Его плоть вздрагивала от желания, в паху горел настоящий пожар, погасить который могла только она. — Моя Иллиана, — прошептал он, дыша сквозь приоткрытые губы. Тяжело и быстро. Так, что девушке стали видны тонкие удлинившиеся клыки.
В желудок Иллианы ухнула горячая волна от острого страха, смешанного с желанием. Она подалась бедрами навстречу его движениям, уже почти убедив себя, что все это по-настоящему. Что на самом деле внутри нее не пальцы, а вот эта твердая, шелковистая плоть, которая так сладко двигается в ее руке. Которая с каждой секундой становится все твёрже вместе со своим напряжённым до предела хозяином.
— Моя… — в этот миг сдавленно проговорил Торриен, зажмурившись, толкаясь в нее все быстрее и сильнее. Уже не лаская, а сильно и страстно имея ее пальцами, забывая обо всем. И, если бы она не хотела его так отчаянно, если бы не была насквозь мокрая, наверно, именно сейчас и потеряла бы свою невинность.