Рубин эмира бухарского
Шрифт:
Я отправился на встречу с Пашей у ревкома, чтобы сообщить ему о Рустаме, а уж потом искать пристанища и работы. Ревком помещался в бывшем губернаторском дворце. Там же находились и другие важнейшие организации. То ли от движения, то ли от воздуха мне очень хотелось есть. Однако это пришлось отложить.
Я дошел до ревкома. Паши на площади не было. В моей голове блеснула мысль поступить тут же на работу в какое-либо учреждение без помощи Паши. У меня были две руки и две ноги, я знал языки, грамотно писал, кое-как соображал — неужели я нигде не пригожусь?
Набравшись отваги, я зашел в комнату на верхнем этаже, где было написано «Предгорсовета», дождался очереди, вошел и с отчаянным видом и не без дрожи в голосе предложил свои услуги хотя бы в качестве секретаря. Председатель — плотный, пожилой небритый человек, в очках, за которыми виднелись холодные, мало сочувственные глаза, удивленно воззрился на меня и спросил:
— А вы кто будете?
Я назвал имя и фамилию.
— Здешний? Что-то я вас не знаю.
Я ответил, что утром приехал из Петрограда.
— Ах, этим поездом! Очень приятно. Вы что же, по командировке? — Голос его звучал любезно. — Давайте ваш мандат.
Он протянул руку.
Тут я сам все испортил. Лгать для того, чтобы устраиваться, я не мог.
— Я не по командировке, — неуверенно ответил я.
— Как же вы, собственно? — теперь уже сухо и подозрительно спросил он.
— Да вот приехал.
— Ах, так приехали, и вы хотите быть секретарем горсовета. Так-так, — цедил он почти издевательски. — Ну, а какие документы у вас есть?
— Документы есть, в вещах. — Я не знаю, что я имел в виду. Вероятно, свидетельство об окончании университета.
И я вспылил:
— И напрасно вы, товарищ, разговариваете с людьми как с преступниками и ловите их, как воришек, за руки. Поверьте, не все жулики.
Он перешел к обороне:
— Я вас жуликом не называл, но довольно странно прийти с улицы или бог знает как приехать на поезде и потребовать, чтоб вас назначили на руководящую работу.
— Я не требовал руководящей работы! — почти со слезами выкрикнул я.
— А секретарь, по-вашему, не руководящая работа?
Разговор явно терял смысл. Мне стало все ясно. Какого маху я дал, какого дурака свалял, как я переоценил себя. Горсовет и не думал бросаться мне на шею. Где-то заворочалась обида: «никому не нужен».
Но не это обезоруживало меня. Я мог бы объяснить, что не хочу быть секретарем, если это руководящая работа, что я имел в виду совсем другое и готов выполнять любое дело, хотя бы переписывать бумаги, и, может быть, переломил бы его, если бы не сознание того, что, в конце концов, прав не я, а этот неприятный человек. Ведь я действительно пытаюсь примазаться, лишь с одной целью — потом уехать. Нужно было кончать.
— Ладно, — сказал я, — когда-нибудь вы обо мне узнаете, — и вышел не без страха, что буду задержан.
Я чувствовал себя совсем больным и слабым. Ощущение голода прошло. Его убили моральный удар, унижение, разочарование. Во рту был вкус желчи.
В коридоре я нос к носу столкнулся с Пашей, озабоченно мчавшимся куда-то с ворохом бумаг.
— Ну, где ты пропадал? — остановил он меня.
Паша был мой лучший или даже единственный друг на белом свете, но мне было стыдно сказать ему, что меня только что позорно прогнали, когда я протянул руку за работой.
— Да так, знаешь, был в городе. И потом, Паша, — я подтащил его к глубокой нише окна, — дело есть к тебе срочное. Надо спасти девушку.
Паша, несмотря на то что спешил, остановился, весь внимание. Ах, как я любил его за это! Я рассказал ему про Рустама и его сестру и передал листочки со всеми записанными на нем данными. Он молча положил их в карман. Рот его сжался, брови нахмурились; я знал, что Паша будет бороться с несправедливостью до конца.
— Ну, а теперь, — опомнился он, — иди со мной, тебя Листер и Толмачев хотят видеть.
В конце коридора на крайней двери висела табличка: «Археологическая экспедиция профессора Толмачева». Паша и я вошли не постучавшись.
— А, пропащий, — приветствовали меня, — вы как раз и нужны. Езжайте сейчас же к Александре Ивановне в больницу и везите вот все эти бумаги. Ревком передает имущество бывшего военного госпиталя нам, экспедиции, и больнице. Теперь и они и мы разбогатеем. Пусть посылает завхоза, забирает все, что ей нужно для больницы, а на остальное ставит печать, мы увезем после. Ну, ступайте, не теряйте времени, внизу линейка, садитесь и езжайте.
— Подожди, Глеб, я подъеду с тобой до военкомата, там одно дело есть! — крикнул мне Паша вдогонку.
Мы сошли вниз.
— Что это за табличка? — спросил я. — «Археологическая экспедиция»? Так быстро?
— Ну, а что же? — ответил Паша. — Ты бы знал, какие люди в бюро сидят. Настоящие большевики!
Сколько искреннего восхищения, какая превосходная степень вкладывалась в это слово!
— Ну, а Листер? — спросил я.
Паша помедлил:
— А он решил, что лучшим лечением для него будет работа, и теперь он назначен заместителем Толмачева.
— Вот как! — удивился я. Впрочем, подумав, я прибавил: — Он может.
— Может, — подтвердил Паша.
Обо мне не было ни слова. Конечно, в археологическую экспедицию меня не возьмут, партия меня не пошлет. Кому я нужен? Кто мне доверит? Ну ничего, к вечеру вернусь в чайхану, переночую, а с утра начну искать что-либо...
— Ну, мне здесь. — Паша легко соскочил с линейки.
Через четверть часа я уже подъезжал к больнице на окраине города.
Александра Ивановна и Катя вышли мне навстречу.