Рубин I
Шрифт:
– Пять дней, – тихо повторила она и сосредоточенно уставилась на пустую стопку. – Добравшись до Белого замка Инайи, принцесса Рубин должна была отправить в Турем гонца с письмом. – Пытливый взгляд фрейлины перекочевал со стопки на лицо Ордериона. – Это значит, что король Турема должен получить письмо от принцессы до завтрашнего заката.
– Беда в том, что он его не получит, – закончил ее мысль Ордерион. – Ведь принцесса мертва.
– Завтра я должна вернуться в Турем и все рассказать своему королю. – В голосе фрейлины появились напористые нотки, будто она уже все решила и чужое мнение ее не интересовало. – Ибо если этого не сделать, безнаказанным пропажу принцессы Рубин владыка Турема не оставит.
– Сегодня ночью вы напишете письмо вашему королю, в котором перескажете все, что с вами произошло, – ответил Ордерион. – А на заре мы отправим гонца с этим письмом в Турем. Вы же останетесь здесь, на заставе, до тех пор, пока мы не найдем тела и не разберемся, что на самом деле происходит. Приготовьтесь к тому, что вашу дальнейшую судьбу будут решать короли Турема и Инайи, которые лишились своих детей и договорного союза между королевствами вместе с ними.
– Я не подданная вашего короля, и вы не вправе указывать мне, что делать, – жестко ответила фрейлина. – Завтра на заре вы предоставите мне лошадь и сопровождающих, которые будут охранять меня на пути в Звездный замок.
– И две тысячи седоулов, – добавил Ордерион и едва не рассмеялся.
Фрейлина поежилась и уставилась на него исподлобья.
– Вы понимаете, что может начаться война? – серьезным тоном спросила она. – Король Турема захочет лично поговорить со мной и все узнать из первых уст.
– Как и король Инайи, сын которого остался в лесу, – с нотками угрозы в голосе ответил Ордерион. – Вы – единственный выживший свидетель, дера Сурими, и сейчас вам лучше думать не о всеобщем благе, а о своей собственной безопасности.
– Сурими, – исправила его Рубин.
Ордерион намеренно пропустил ее замечание мимо ушей. Стоило чуть ослабить поводья, и туремская дера тут же попыталась выхватить их из рук. Сейчас он хозяин положения, и этой Сурими придется повиноваться и делать, что говорят.
– Мой помощник проводит вас в гостевой дом, – ответил Ордерион. – Там супруга начальника заставы заселит вас в комнату, принесет еды и чистую одежду. Я загляну к вам позже. Доставлю бумагу, чтобы вы могли написать королю Турема письмо.
– И терпеливо подождете, пока я закончу? – резко ответила Сурими и выпрямилась на стуле.
Ордерион смирил ее прищуром.
– Безусловно. – Он вежливо кивнул. – А уж с какой стороны двери – решать только вам.
Сурими вспыхнула. Щеки заалели, губы поджались, а взгляд похолодел. Все-таки Ордерион не ошибся: фрейлина восприняла его слова превратно.
– Вы обещали рассказать, что здесь произошло и почему мне угрожали пульсаром. – Сурими сменила тактику и решила подловить Ордериона на мнимой задумчивости (он снова слишком внимательно разглядывал ее лицо).
– Дера Сурими, я свои обещания сдерживаю. И на память пока не жалуюсь. Поверьте, если бы я дал вам слово, – он хмыкнул, – обязательно бы его сдержал.
Температура в помещении резко понизилась. Или Ордериону только показалось, что фрейлина вымораживает все вокруг леденящим душу взглядом?
Рубин
Принцесса едва переставляла ватные ноги, пока лысый инаец по имени Хорн сопровождал ее к гостевому дому. В отличие от дера Ериона, этот воин был крайне немногословен и все время держал ладонь на рукояти кинжала, торчащего из-за пояса.
Войдя в дом, Рубин поздоровалась с женщиной в летах и ее двумя молодыми помощницами. По какой-то причине одной из молоденьких девиц стало плохо. Другой тут же было приказано проводить деру в комнату, и черноволосая инайка сломя голову бросилась к лестнице, едва не сбив здоровяка Хорна с ног.
«Вот это прыть», – подумала Рубин, мечтая только об одном: поскорей остаться наедине с собой.
Они поднялись по крутой лестнице гостевого дома на второй этаж и остановились у распахнутой настежь двери. Девушка с черными волосами юркнула в комнату и принялась громко рассказывать, где что лежит. Затем, пролепетав что-то о горячей воде, которую скоро принесут, прошмыгнула мимо обомлевшей Рубин и скрылась в темноте коридора.
Принцессе ничего не оставалось, как поблагодарить Хорна за сопровождение и закрыть перед его носом дверь.
Ее поселили в просторной комнате с широкой кроватью, письменным столом, несколькими шкафами и ширмой, за которой располагалась ванна.
Рубин бегло осмотрелась в свете зажженных на стенах масляных ламп и присела за стол, ожидая, когда же принесут воду.
Ордерион
Принц вошел в гостевой дом с твердым намерением осмотреть комнату фрейлины Сурими еще раз. Он отдал приказ поселить «новую» фрейлину в комнате для принцессы, чему супруга начальника заставы, а по совместительству и домоправительница, была не рада. Оно и понятно: если из лесу в ночи выйдет сама принцесса, селить ее придется в покои, подготовленные для Атана.
Вспомнив старшего брата, Ордерион почувствовал укол совести за спокойствие, с которым возглавил его поиски. Возможно, дело в том, что пока не обнаружено тело, брат как будто и не умирал вовсе. Так, ушел в загул и не вернулся вовремя. Дера Сурими вот пять дней где-то потеряла, но нашла дорогу к заставе, в конце концов. Почему его брат не может внезапно обнаружиться на территории Турема спустя пару недель?
Всегда неунывающий и веселый Атан разительно отличался от хладнокровного Галлахера и рассудительного Ордериона. Оно и ясно: матери у всех троих братьев были разными.
Ордерион свою маму практически не помнил. Горячка унесла ее жизнь, когда младшему принцу едва исполнилось пять. Смутные образы в его памяти дополняли несколько портретов третьей супруги короля Инайи. Четвертая супруга погибла в родах вместе с младенцем. А теперь на трон рядом с отцом села Мира…
Вспомнив имя новой королевы, Ордерион поморщился. Одно хорошо: рана от ее предательства, кажется, затянулась, а рубец уже так сильно не беспокоил.
Принц вошел в комнату, где жила копия фрейлины, и поднял руку. Пульсары сорвались с кончиков пальцев и взмыли вверх, чтобы закружиться под потолком и осветить помещение. Вроде бы за пару часов здесь ничего не изменилось, но чувство опасности будто материализовалось и сгустилось вместе с воздухом.