Рубин королевы
Шрифт:
Альдо метнулся к лифту. На какое-то мгновение ему показалось, будто он уже где-то видел этого человека... Впрочем, во время многочисленных поездок ему приходилось встречаться с таким множеством самых разных людей, что он почел за лучшее не задумываться.
Когда же князь, уже одетый для театра, вновь вышел в холл, Баттерфилд, оказавшись у него на пути, ошеломленно уставился на его шесть футов, аристократического великолепия и воскликнул:
– Ух ты!.. Какой красавчик! И куда это вы в таком виде направляетесь?
– Как видите, ухожу! И позвольте мне не докладывать вам обо всех моих свиданиях!
– Да-да, конечно! Ну что ж, приятного вам вечера! – пробурчал разочарованный
Заказанная по телефону машина ждала у входа в отель. Альдо сел за руль, закурил сигарету и мягко тронулся с места. Через несколько минут он остановился у театра и влился в изысканную толпу, ни в чем не уступавшую той, что посещала оперные театры Парижа, Вены и Лондона или его любимый «Ла Фениче» в Венеции. Прелестный зал был выдержан в зеленых и золотистых тонах, чуть поблекших, что лишь усиливало очарование... Зато, едва взглянув на программку, Морозини еле удержался, чтобы не выругаться: исполнительницей партии Церлины оказалась именно та венгерская пташка, что помогала ему избавиться от скуки в конце прошлой зимы. Князь подосадовал на то, что услужливый портье достал ему слишком хорошее место: если только Ида обнаружит его присутствие, она немедленно выдумает Бог знает какую романтическую и лестную для себя историю, и ему будет стоить нечеловеческих усилий от нее избавиться!
Альдо собрался было встать и поискать себе место подальше от сцены, но зал уже был полон. Уйти тоже невозможно – не станешь же шататься во фраке по пивным и прочим кабакам, дожидаясь полуночи. Однако он быстро успокоился: в соседнем кресле расположилась дама весьма внушительных размеров. Ее голову, склонившуюся сейчас к низенькому бесцветному спутнику, венчало такое обилие черных перьев, что, казалось, ради них ощипали целое стадо страусов. Морозини, несмотря на высокий рост, оказался практически задрапирован этой ниспосланной ему ширмой и, почувствовав себя в безопасности, безмятежно погрузился в божественную музыку несравненного Моцарта. По крайней мере, до конца антракта!
Когда в зале зажегся свет, Альдо вышел одним из первых и поспешил в бар, чтобы выпить стаканчик и погрызть соленых крендельков с тмином. А вернувшись на свое место, обнаружил поджидавшую его билетершу с запиской, которую та, заговорщически подмигнув, вручила ему. Значит, его все-таки обнаружили!
«Как это мило, что ты пришел! – писала венгерка. – Разумеется, мы ужинаем вместе? Зайди за мной после спектакля. Люблю навеки! Твоя Ида».
Ну вот! Это была катастрофа. Если Альдо так или иначе не ответит на приглашение своей бывшей любовницы, она примется искать его по всему городу – она вполне на такое способна – и он будет выглядеть чудовищным хамом! Но нет! По крайней мере, на сегодняшний вечер ей придется обойтись без него. За все золото мира он не отказался бы от таинственного свидания с великим раввином.
Усилием воли Морозини заставил себя сидеть спокойно, – времени было еще достаточно! – и дождаться той минуты второго акта, когда донна Анна под крики «браво!» закончила арию «Crudele? Ah no! Mio ben!..» Только тогда он выбрался из-под перьев и потихоньку выскользнул из зала. Затем, отыскав ту самую билетершу, он вытащил записку из бумажника и попросил:
– Пожалуйста, не будете ли вы так любезны, когда спектакль закончится, отнести это фрейлейн Нажи?
На обороте полученной им записки венецианец быстро нацарапал несколько слов: «Ты угадала, я пришел только для того, чтобы услышать тебя, но сейчас мне надо уладить важное дело. Мы не сможем поужинать вместе. Я свяжусь с тобой завтра же. Нtсердись на меня. Альдо».
Складывая записку, чтобы положить ее обратно в конверт, князь прибавил:
– Когда
Увидев, какая крупная купюра появилась в руках у этого привлекательного мужчины, билетерша заулыбалась еще шире, взяла у него из рук бумажку и сделала легкий реверанс.
– Все будет в порядке, господин, не беспокойтесь. Жаль только, что вы не сможете дослушать до конца. Там так чудесно поют...
– Не сомневаюсь в этом, но не всегда получается так, как хочется. Благодарю вас за вашу любезность...
Снова сев в машину, Альдо вздохнул с облегчением. Его не волновала реакция Иды: он вообще не собирался с ней встречаться. Единственное, что было важным, – в полночь оказаться у входа в королевский дворец... Тут Альдо услышал, как старинные часы пробили одиннадцать раз, и подумал, что, кажется, явится раньше, чем назначено. Впрочем, это куда лучше, чем заставлять ждать великого раввина. Кроме того, у него будет достаточно времени, чтобы найти укромное место, где можно оставить автомобиль...
Он тихонько тронулся с места, прислушиваясь к далеким отголоскам музыки. В Праге, – как, впрочем, и в Вене, – воздух всегда был наполнен какими-нибудь мелодиями, слабыми звуками скрипки, флейты или цитры, – и это составляло немалую часть ее очарования. Опустив все стекла, Альдо вдохнул ночной аромат и заметил, что погода, похоже, начинала портиться. Небо, совсем еще ясное, когда он пришел в театр, сейчас заволакивали тяжелые тучи. День был жарким, и заход солнца не принес с собой прохлады. Далекие раскаты грома извещали, что близилась гроза, но Морозини до этого не было дела. Он чувствовал, что его ждет удивительное приключение, и испытывал приятное внутреннее возбуждение. Он не знал, зачем великий раввин ведет его во дворец, но сам Иегуда Лива представлял собой настолько загадочную фигуру, что Альдо ни за что, ни за какие сокровища не отказался бы от этой встречи.
Пока его маленький «Фиат» карабкался вверх по склону Градчанского холма, Альдо представлял себе, что погружается в нечто загадочное и неведомое. Темные и до того безмолвные, что шум мотора казался здесь неприличным, улицы были скупо освещены далеко стоявшими друг от друга фонарями. Там, наверху, чернел огромный дворец богемских королей. Иногда в лучах фар сверкали огоньки кошачьих глаз. Только оказавшись на Градчанской площади у монументальных ворот дворца, Морозини почувствовал, что вернулся в XX век: несколько фонарей освещали серо-белые полосатые будки часовых, охранявших президента, и восемь скульптурных групп, которые красовались на колоннах, разделявших решетки с монограммой Марии-Терезии.
Морозини, которому совершенно не хотелось привлекать внимание охраны, поставил машину у дворца князей Шварценберг, запер ее, а потом вернулся к проходу между домами, откуда двойная арка вела к садам, тоже огражденным решетками. Каким бы странным ни казалось место, встреча была назначена именно здесь, и Альдо, запасшись сигаретами, приготовился ждать. Поначалу тишина казалась ему полной, но спустя некоторое время он начал различать слабые звуки: отдаленный шум засыпающего города, шелест крыльев летящей птицы, кошачье мяуканье. А потом, где-то на севере, словно щепотка магния, вспыхнула и озарила небо молния, и тут же упали на землю первые капли. В тот же самый миг часы на соборе святого Витта пробили полночь, решетка ворот бесшумно повернулась на своих железных петлях, и показалась длинная черная фигура – Иегуда Лива поманил к себе Морозини. Тот бросил сигарету и повиновался. Ворота у него за спиной сами собой закрылись.