Рубиновое сердце богини
Шрифт:
– Хорошо, хорошо, не хочешь – не надо. Ты приляг, приляг. У меня знакомый доктор есть, он тебя осмотрит, таблеточку выпишет, чтобы головка не болела. Я позвоню?
– Звони. – Если лежать и ни о чем не думать, то и голова почти не мешает, так, молоточки стучат, но не сильно. Знакомый доктор приехал быстро и долго уговаривал меня лечь в больницу, пугая слепотой, глухотой, параличом и прочими последствиями сотрясения мозга. А я сопротивлялась, в результате врач наложил повязку, благодаря которой я стала похожа на раненого бойца из фильма о Второй мировой
– Спать хочешь?
– Нет. – От таблеток в голове образовалась приятная пустота, целая вселенная в черепе. В безвоздушном пространстве, подобно космическим кораблям, затерявшимся между звезд, болтались вопросы. Ладно бы только болтались, но вопросы-корабли упорно лезли наружу.
– Толик, а как ты меня нашел?
– Просто! Тебя, мать, и слепой заметил бы. Лежишь прямо на дороге, руки в стороны, взгляд в небо устремлен, на лице – блаженство…
– Врешь.
– Ну почему сразу врешь, преувеличиваю для пущей красоты. Про метафоры слышала?
– Слышала. Ты, Толь, без метафор.
– Плохо? – Бамбр склонился надо мной и заботливо пощупал лоб. Зачем? Лоб щупают, когда температура, а не сотрясение. – Я к тебе по делу шел. Смотрю, лежит тело. Сначала решил, что кто-то перебрал, жалко стало, думаю, замерзнет человек, нужно хоть до лавки дотащить. Гляжу – ты. Честно, Маш, я глазам своим не поверил! Перепугался. Трясу, а ты ни бе ни ме, и глаза закрыты. Кое-как доволок до квартиры, извини, пришлось по карманам пошарить. Ключи…
– Да ладно. Ты никого не видел?
– Никого. А ты точно в больницу не хочешь?
– Точно. Толик, а Степан где?
– Не знаю. Я думал, с Пыляевым. Кстати, а он где?
– Без понятия. Пропал. Степка со мной был. Мы гуляли… – Вот именно. Мы гуляли. Я вышла из подъезда в сопровождении очень большой и очень страшной на вид собаки. Люди, незнакомые со Степаном, пугались до одури, когда черная туша, обуреваемая страстью к общению, бросалась под ноги. А ведь из ласкового теленка Степка мог превратиться в зверя. Клыки у него сантиметров пять, и живого весу килограмм пятьдесят, а может, и больше, не взвешивала, но нападавший не испугался собаки, следовательно…
Следовательно…
– Толь, ты можешь кое-что сделать?
– Для тебя, душа моя, все, что угодно. Хошь, луну в индивидуальное пользование, хошь, звезду выбирай! Ты только не волнуйся!
– Поищи Степку. – Видно было, что Бамбру не слишком-то хочется покидать теплую и безопасную квартиру и выходить во двор. Но я должна знать, что со Степаном! – Пожалуйста.
– Эх, мать, эксплуатируешь ты меня, несчастного, но чего только не сделаешь, чтобы понравиться любимой женщине! А ты тут пока поспи, глазки закрой, и баиньки. Баю-бай…
Бамбр долго топтался на пороге, вздыхал, жаловался на жизнь и мокрые ботинки, противную погоду и проклятую собаку, которая, вместо
При всем желании Степан не мог защитить меня. Толик пытался соврать, будто не нашел его, но я по глазам видела – нашел. Нашел, но говорить не хочет. Почему? Потому, что Степки больше нет.
– Его убили, да?
Бамбр кивнул.
– Как?
– Не знаю. Наверное, отравили. Маш, ну ты не расстраивайся, тебе нельзя волноваться. Может, это вообще не та собака, другая. Темно. Да и мало ли черных псов в округе?
Мало. Степан да Альма, ротвейлер из соседнего подъезда. Их невозможно перепутать даже в темноте. Редкая порода… Эх, Степка, Степка, доверчивый дурачок, его угостили, он и слопал. Нельзя было отпускать его. Ну, погуляли бы разок на поводке, ничего страшного. Как я теперь без него? На глаза навернулись слезы, он – единственное близкое мне существо, ближе чем родственник. У меня больше никого нет: ни друзей, ни родных, вообще никого…
– Ну, Машка, – Толик присел на край кровати, – ну ты чего ревешь? Голова болит? Давай в больничку поедем? А хочешь, я тебе щенка подарю? Прямо завтра и подарю, чау-чау, такой, знаешь, на медведя похож, или чихуахуа, я читал, будто они такие маленькие, что стаканом накрыть можно. Будешь в сумочке на работу таскать! Не реви только. Ну, пожалуйста, Маш, а то я сейчас сам заплачу!
– Не надо, Толь. Езжай домой.
Я смахнула слезы. Ничего, ублюдка, который отравил Степку, я найду, и мало ему не покажется. Скотина!
– А ты?
– Я в норме. Спать буду, честно.
– Гонишь? Боишься, Пыляев вернется, а место-то уже занято!
– Боюсь. Ты себе даже не представляешь, как боюсь. – Конечно, не Пыляева, он мне никто, так, бывший друг, бывший враг и нынешний коллега. Боюсь оставаться одна, боюсь выключать свет и боюсь заснуть, потому что меня преследует сумасшедший камень, названный в честь богини смерти.
А еще надо Степана похоронить. Сегодня же, не хочу я ждать до утра. Не могу. Я здесь, а Степка там. Но Толик не поймет, насколько это важно для меня, начнет давить на здоровье и больную голову, опять заговорит про больницу или вообще «Скорую» вызовет, пускай лучше домой отправляется.
– Маш, ты завтра на работу не иди, я скажу, что ты заболела! – Бамбр выглядел виноватым, будто это он меня по голове стукнул. – Не вставай, я сам дверь захлопну! Не вставай, кому говорю! Спи!
– Обязательно.
Осколки снов, калейдоскоп картинок. Вот я склоняюсь над темноволосым рыцарем. Он умирает. Лицо белое, губы беспомощно хватают воздух, точно на песке не человек, а большая рыба, сходство увеличивается благодаря серебристой кольчуге, похожей на чешую. Стальные кольца не защитили храброго воина от предательского удара. Но он еще жив, и молит…
Я нагибаюсь ниже, чтобы разобрать слова, и замечаю кинжал в своей руке…
Мизерикорд.