Рубиновый лес. Дилогия
Шрифт:
– Теперь, дочь моя, – Оникс накрыл ладонью моё плечо, выводя из гипнотического оцепенения, – я хочу, чтобы ты знала…
Он вдруг осёкся и прижал ко рту сжатый кулак, проглатывая кашель. Его ноги подогнулись, и, если бы другая рука не осталась лежать на моём плече, отец бы упал. Я вовремя очнулась и подхватила его, чувствуя мелкую дрожь, которая сотрясала Оникса изнутри. Колючая щека, прижавшаяся к моей, пахла горечью целебных трав… Но этот аромат в мгновение ока сменился кислым запахом всепожирающей гнили. И благородно-бледная кожа Оникса начала расползаться.
– Господин, вернулся ворон с известием от Мидира! Требуется ваше присутствие!
Ллеу возник рядом
– Я только что видела Гектора у южного камина. Он, между прочим, тоже работал над твоим троном! Интересно, насколько он удобный? Тебе ведь на нём до старости сидеть. А если стекло или самоцветы треснут?.. Хотя нет, с ответственностью Гектора такого точно не произойдёт! – залепетала Матти, стоило мне вернуться на своё место за королевским столом. Она всегда прекрасно чувствовала моё настроение, потому и принялась болтать невпопад, пытаясь отвлечь меня от болезненного напоминания, что даже сейд не может обратить хворь моего отца вспять. – А ты заметила того ярла, который стоял с краю? Кажется, это был Дайре. Тот самый молодой ярл из туата Дану, помнишь? Я рассказывала про него. Красивый, правда? Только почему он к столу не подходил? Как же дары?..
– И без них обойдусь, не беда, – отмахнулась я, взявшись руками за оленину, раз официальная часть моего праздника наконец-то подошла к концу. Зал снова ожил, зазвучали тальхарпа и барабаны, завыли филиды, делясь своими предсказаниями на следующий год. Все вернулись к еде, песням и весёлым перебранкам. – Матти, а Соляриса ты случайно не видела?
– Нет… Может, послать за ним в башню?
Я покачала головой и, быстро доев то, что лежало на тарелке, снова вышла из-за стола, но в этот раз вместе с кубком медовухи в руках. Матти осталась сидеть на месте, боязливо косясь на компанию мужей в доспехах почти под самым нашим помостом, которые, ухмыляясь, только и ждали, когда к ним снизойдёт столь прекрасная дева. Мужчины часто путали красоту с легкодоступностью, поэтому я не стала настаивать и тащить Маттиолу, мечтающую об одиночестве, за собой.
Несколько гостей из Найси кучковались у восточного камина, несколько – рядом с дубовыми бочками, сдвинув в круг скамьи, чтобы сыграть в хнефатафл [11] , а остальные просто разбрелись по залу. Музыканты тоже дрейфовали по нему, играя прямо на ходу, чтобы музыка ублажила всех и каждого. В отличие от мужчин, которых больше интересовали выпивка и мордобой, женщины уже кружились в свободном пространстве у самых дверей, предназначенном для танцев. Но, конечно, находились и те, кого не интересовали ни игры, ни танцы, ни выпивка – им нужны были лишь сплетни.
11
Хнефатафл – настольная игра на два игрока, похожая на шашки или шахматы.
– Вы видели королевского зверя?! На прошлогоднем пиру? – ахнула жеманная дама в красном платье и с изумрудами на каждом из пальцев, спрятавшись за колонной вместе с остальными.
– И на прошлом, и на позапрошлом, из года в год… Я, между прочим, частый гость в чертогах истинного господина! – протянул пьяный ярл Олвен, бахвалясь.
– Как он выглядит? Больше человека или меньше? А это правда, что за драконами по полу тащится хвост, даже когда они… ну… пытаются сойти за людей?
– Вздор! Когда драконы сбрасывают чешую, хвоста не остаётся, но вот глаза и волосы выдают их с потрохами. Таких не встретишь у людей. А ещё у них бывают острые зубы и зрачки как у рептилий… Не все из тварей умеют или хотят маскироваться целиком. Именно по этим признакам мы и вылавливали их, когда патрулировали города. – Ярл выпятил грудь колесом, пускаясь в рассказ о днях былой славы, и несколько женщин, собравшихся вокруг него, восхищённо ахнули. – Некоторые из ящеров жили бок о бок с людьми и отказались возвращаться в Сердце, когда началась война…
– О чём впоследствии горько пожалели, ха, – вставил один из хирдманов, налегая на краник в бочке, чтобы наполнить кубок. – В последний раз я видел дракона лет семнадцать назад. С тех пор как в Рубиновом лесу полёг прославленный хирд короля Оникса, ящеры стали появляться всё реже, а потом и вовсе пропали. Я, конечно, не сомневался, что победа останется за людьми, но всё равно интересно: почему они сдались? Война, которая длится всего год, не война вовсе. Куда сгинул их поганый род? Может, королевский зверь что-нибудь знает об этом?
– Да прячутся небось на своём скалистом острове, как в глубокой древности. Или передохли давно. Одна вёльва ведь, поговаривают, прокляла их, – протянул ярл задумчиво, прихлёбывая эль. – Сгубила тысячу детёнышей за одну ночь в отместку за казнь младшего принца Оберона, прибывшего в Сердце вместе с торговыми караванами. А драконы, я слышал, глупее животных – если потомство гибнет, они сами от тоски в море сбрасываются.
– Как печально… Вот бы самой увидеть одного из них! – тяжко вздохнула дама в красном и, кажется, даже притопнула туфлей. – Неужели нам не покажут королевского зверя? Может, обратиться к юной госпоже?..
Я продолжила путь по залу, прекратив подслушивать, и юркнула за соседнюю колонну, чтобы не стать жертвой бестактных просьб. Если уж кто-то и был более обсуждаемой фигурой в замке, чем я и отец, так это Солярис – ни один пир не обходился без уговоров привести его и показать, точно кобылу на ярмарке. От этого мне хотелось плеваться не меньше, чем от разговоров о Море и геноциде.
Может, Солярису и впрямь не стоит приходить на моё Вознесение…
– Это так бестактно – обсуждать войну и чужое горе на празднике жизни. Лучше бы они обсуждали вашу красоту – уж она точно заслуживает внимания.
Я остановилась на полушаге – прямо возле деревянного кресла-качалки, застеленного мехом и придвинутого вплотную к камину, на котором устроился одинокий юноша. Мне потребовалась всего секунда, чтобы узнать его – светлые волосы, забранные на висках и по бокам в широкие косы, но распущенные сзади до самых лопаток. В них сверкали руны – настоящие, гадальные, выточенные на круглых камешках опала. Ярл туата Дану и впрямь был необычайно молод, старше меня всего на год или два. Вблизи глаза у него оказались тёпло-карими, как фундук, а кожа – неестественно загорелой для зимы. Помимо этого я заметила шрамы на его пальцах, в которых он держал увесистый бурдюк с медовухой, – такие шрамы остаются от тетивы охотничьего лука, если не умеешь с ним обращаться.