Ручей на Япете (сборник)
Шрифт:
Валгус дал команду. Ее следовало подать перед посадкой в шлюпку: продолжать разгон и включить генераторы Дормидонтова. Задал готовность сто. Снова начался отсчет. Валгус слушал молча, только веки его подрагивали при каждом новом числе, равнодушно названном Одиссеем. Казалось, впрочем, что Одиссей и сам неспокоен, хотя кибер-то волноваться заведомо не мог, да и признаков никаких не было. Казалось, и все.
Потом отсчет кончился, и Валгус успел подумать: «Вот сейчас начнется свистопляска…»
Свистопляска началась. Высокий, унылый вой просочился в рубку сквозь почти идеальную звукоизоляцию. Могучие генераторы
При этой мысли Валгус даже улыбнулся, хотя и от такого пустякового усилия заболели щеки. Тем временем Одиссей отрапортовал, что скорость уже возросла до девяти десятых расчетной, и, как и раньше, поинтересовался, не прервать ли эксперимент. Валгус сердито ответил, что это не Одиссеева ума дело, и лишь где-то в подсознании промелькнуло удивление: в этой части программы таких вопросов вроде бы не предусматривалось — пилоту следовало находиться далеко отсюда. Но мысль эта мелькнула и исчезла, ее место заняло восхищение блоками Одиссея: они и при этих перегрузках работали как ни в чем не бывало…
Время шло… Валгус дышал обогащенным кислородом и не отрывал взгляда от приборов. Одиссей щелкнул и простуженно просипел:
— Ноль девяносто одна…
— Усилить отдачу приданных! — И Валгус, нажав на кнопку, послал сигнал в подтверждение приказа.
— Ясно.
Какие двигатели построены. Какие двигатели! Без единой осечки. В таком режиме! Но главное еще впереди.
Корабль разгонялся с натугой, собственное энергетическое поле мешало ему, но девать это поле было некуда. Усилия все более напрягавшихся двигателей Валгус ощущал каждой жилкой и каждым мускулом своего тела. А на то он испытатель и экспериментатор, чтобы нервом чувствовать машину. Даже такую махину, безусловно громоздкую для Земли. Правда, здесь она не кажется большой.
Столбик интегратора карабкался и карабкался и сейчас уже дрожал возле заданной отметки. Одиссей выполнил очередной пункт программы, и отдача энергии дормидонтовскими генераторами толчком усилилась. Столбик дрожал, дрожал… Он еще карабкается вверх? Кажется, уже нет. Хотя да… Или нет?
— Усилить отдачу приданных!
— Работают на пределе.
— Усилить отдачу приданных!
— Ясно.
Воя приданных двигателей больше не слышно. Он уже в ультразвуке. Вообще, все в ультрамире: звезды — те далеко впереди — шлют сплошной ультрафиолет. Сзади тоже тьма — в ней разбираются только инфракрасные преобразователи. Релятивистский мир… Наверное, и корабль теперь очень относителен. На бортовых экранах — фейерверк: поперечный допплер. Что столбик? Полез, но медленно, из последних сил…
— Скорость ноль девяносто семь…
Хорошо, если бы ты больше ничего не добавил.
— Все двигатели на пределе.
Так, подведем итоги. Двигатели на пределе. Ускорения, по сути, больше нет, нужная скорость не достигнута. Взрыва не произошло, и выход в надпространство тоже не открылся. Гипотеза не подтвердилась. Свое дело испытатель и экспериментатор выполнил.
— Да так ли? — спросил Валгус.
В самом деле, да так ли?
И внезапно он понял. Мешал он сам, Валгус. И некоторые качества, которыми обладал Одиссей. Кораблю было запрещено развивать скорость, а вернее — давать двигателям нагрузку больше определенной, пока на борту находились люди. Естественно, вездесущая техника безопасности успела и здесь совершить свое. И вот честный Одиссей докладывает, что двигатели на пределе — на пределе, предусмотренном для полета с гарантированной безопасностью людей. Собственно, такими и должны быть все полеты. Но не этот. Здесь речь идет не о безопасности. О куда более важных вещах разговор. Что ж, Одиссей, я знаю, где эта техника безопасности у тебя размещается. Не будь меня, она выключилась бы автоматически, а уж раз я здесь, окажу тебе эту небольшую услугу. Страшновато, конечно, но ведь зачем-то я остался с тобой?
Он протянул руку к переключателям. Нужная скорость — вот она, рядом. Мы сейчас погасим безопасность, извлечем скрытый резерв и пустим его в ход…
Пальцы его лежали все вместе, щепоткой, словно ни один не хотел принимать на себя ответственность — на той самой запретной клавише.
Не включать! Нет! Не на…
Так для этого, выходит, ты остался?
Пальцы тяжело, с усилием вмяли клавишу в панель, снимая с Одиссея всякую ответственность за жизнь и безопасность находящегося в нем человека. Вот он, резерв!
— Ноль девяносто восемь…
Долгое молчание. Только тело становится все тяжелее. А особенно голова.
— Ноль девяносто девять…
Сколько же можно выносить такое? Еще несколько минут — и конец… Нет, ТД был прав — людям не следует ходить на пролом пространства. Пусть бы это делал Одиссей в одиночку. Что же он молчит? Что он молчит?
— Ноль…
Мягкое сотрясение прошло по кораблю.
— Ноль…
И после паузы:
— Ноль…
— Скорость! — дико закричал Валгус. — Скорость же!
— Скорость — ноль, — внятно ответил Одиссей.
Валгус взглянул на интегратор. Столбик упал до нуля. Ускорения не было — Валгус почувствовал, как кровь отливает от щек. Движения тоже не было. Ничего не было. И только приборы группы двигателей показывали, что теперь все работает на самом последнем пределе.
— Так, — сказал Валгус. Отключил кислород. Медленно поднялся с кресла — и тотчас, обмякнув, опустился обратно.
Что-то возникло в рубке. Небольшое тело. Угловатое, тускло отблескивавшее гранями. Так иногда выглядят метеориты. Тело появилось у переборки, медленно пропутешествовало через помещение и исчезло в противоположной переборке. Именно в ней.
— Что? — растерянно спросил Валгус.
— Что — что? — неожиданно услышал он.
— Я к вам не обращался, Одиссей.
— Ну, так не болтайте. Я этого терпеть не могу.
— Как? — пробормотал Валгус. Он выглядел в этот момент очень глупо.
— Вот так. Вы мне надоели. Этот легкомысленный тон… Потрудитесь разговаривать со мной по-человечески.
«Боги, какая чепуха!» — подумал Валгус и спросил:
— С каких пор вы стали человеком?
— Не стал. Но я не глупее вас. И у меня самолюбия не меньше, чем у вас.