Рудимент
Шрифт:
— Привет! — справившись с волнением, сказал я. —Что «сорок четыре»? —Я спросил и тут же подумал, что не следовало так поступать. Возможно, с психами вообще не стоит затевать дискуссий. Черт, меня же никто не предупредил, что дела настолько плохи! Вот Сикорски, крокодил проклятый, отомстил мне за потерю своего драгоценного времени…
— Ты весишь сорок четыре кило, верно? — не отрывая воспаленных глаз от мелькания граней, бросил собеседник. — Милости прошу к столу.
Официантка вышла из задней двери с дымящимся подносом в руке.
— Садись с мистером Барковым, Питер. Где тебе
— Спасибо, мэм. Мне удобно.
Тут я снова впал в легкий ступор, потому что до меня дошла очевидная вещь. Барков разговаривал со мной по-русски, даже не поинтересовавшись, понимаю ли я язык. Виделись мы впервые в жизни.
До сей поры единственным человеком, напоминавшим мне родную речь, был киноинженер. Но он американец, а Барков, вне сомнения, — настоящий россиянин.
Откуда он здесь взялся? Сын богатых родителей, не доверяющих российской психиатрии? В том, что он не в себе, сомневаться не приходилось. Я робко присоседился к столу и попытался сконцентрироваться на картофельной запеканке. Барков, не поднимая глаз, хрустел игрушкой. Его остренький носик раскачивался в такт внутренней мелодии. Одновременно он пристукивал под столом ногой, одетой в резиновый шлепанец. Из кармана пижамы у него торчала красная пластмассовая мухобойка.
Спокойно позавтракать сегодня мне было не суждено. Я совсем упустил из виду еще двоих сотрапезников, деливших угловой столик.
— Твое имя — Питер? Как апостол? — поинтересовался пучеглазый веснушчатый подросток, с головой, вытянутой, точно кривое яйцо. Я дал бы ему лет тринадцать, хотя он мог отставать в развитии. Его английский оставлял желать лучшего, но ничего удивительного в этом не было. Парень только что запихнул в рот три или четыре пластика жвачки. — Хочешь быть апостолом? Меня зовут Леви. Я из Миссури. А ты британец? Ты говоришь, как британец. Ты протестант?..
Его розовый ротик двигался, не переставая, одновременно уминая пласты резины и выплевывая слова пополам со слюной. Напротив яйцеголового, вжавшись в стул, дрожала изящная девчушка лет десяти в расшитом золотыми нитями платье. С того момента, как я появился, она прекратила жевать и следила за каждым моим движением взглядом котенка, которого загнала на дерево стая собак. Ее от природы смуглое лицо буквально перекосилось от ужаса, а губу она прикусила так, что казалось, сей момент брызнет кровь.
— Он не британец, — не поворачиваясь, быстро сказал Барков. От стука его ноги у меня на подносе подпрыгивали бумажные тарелки. — Как там в Ленинграде, браток? Кони стоят?
— Стоят, — тупо промямлил я, навсегда зарекаясь ходить в столовую. Еще полчасика в их обществе, и меня будет впору тоже привязывать ремнем. Если Сикорски таким образом решил отомстить мне за непослушание, то это подло. Подослать тайного агента, знакомого с моей биографией!
Руди покончил с мюслями и набросился на печенье. Долговязый черный санитар невозмутимо менял на нем слюнявчик. Поросячьи глазки недоросля не отрывались от моего кресла.
Леви выдул огромный пузырь. Руки Баркова мелькали в таком темпе, что бедная головоломка должна была вот-вот задымить. Официантка, напевая, собирала у Леви и его соседки грязную посуду. Попутно она что-то прошептала девочке, но та продолжала смотреть на меня как на одно из убедительных созданий Спилберга. За матовой пластиковой перегородкой шевелились тени нормальных людей. Там, в большой столовой, кушали сотрудники. Я отважно запихнул в рот половину запеканки.
Соседка Леви молча разглядывала меня черными миндалевидными глазами. Я подумал, что она очень красивая, а когда вырастет, то станет просто сногсшибательной женщиной.
— Таня моложе тебя на год, — ровно произнес Барков. — Ее папашка наполовину японец, потому кажется такой маленькой. Таня очень смелая девочка, — и, перейдя на штатовский инглиш, добавил: — Таня, Питер — наш друг. Он тебя немножко боится. Он хотел принести тебе русскую шоколадку, но постеснялся.
Я думал, что почти привык к его телепатии, иначе не назовешь. Но каким образом этот худосочный оболдуй проведал о моих сладких запасах? Из-за постоянного риска диабета я таскал за собой несколько плиток бабаевского шоколада и не решался к ним притронуться.
Теперь я пригляделся к Тане внимательней. Совершенно верно, восточная кровь. Миниатюрные, словно кукольные, ручки и ножки, жесткая прямая челка, наверняка черного цвета от природы, но перекрашенная в рыжий. Она явно стремилась на кого-то походить, возможно, на героиню японского комикса. И про то, что я боюсь, Барков сказал неспроста. Она глядела, как загнанный суслик, крохотные ноздри тревожно раздувались, наманикюренные пальчики мяли салфетку. Скорее всего, это было ее обычным состоянием — трусить при виде незнакомцев, и опытный Барков играл в привычную игру, пытался спасти ее от истерики.
И вдруг я вспомнил, где я видел это лицо и эту прическу. Тот самый японский фильм, где Яманэ с другом прятались на барже от асфальтового чудовища и спасали бездомную проститутку. Меня словно в лоб ударило, столь сильным оказалось де-жавю. Безусловно, та актриса много старше, но эффект погружения в фильм захватил меня врасплох, Я вдруг почувствовал, что все мы сидим не за столиками в уютном кафе, а в чреве ржавой заброшенной баржи на берегу Токийского залива. И асфальтовый спрут вот-вот набросится на нас, чтобы высосать душу.
— Не хочешь быть апостолом? — настойчиво повторил Леви, отдирая от щек лопнувший пузырь жевачки. — Не хочешь стать нашим гуру? Не хочешь собрать под знамена белую рать?
— Не обращай внимания на его пиздеж, — на родном мне языке посоветовал Барков. — Леви помешан на религии. Главный спец, внештатный советник Его святейшества.
Я сумел протолкнуть в глотку остатки картошки.
— Какой сок предпочитаешь, Питер? — окликнула меня повариха. Вот кому было все до фонаря!
— Персиковый, — механически ответил я. Санитар отобрал у Руди пластмассовую вилку, которую тот пытался запихать в ноздрю, и только тут я заметил, что «малыш» тоже был прикован к креслу, только без мотора. Но нижние конечности У него шевелились вполне исправно. Скорее всего, парня просто не решались отпускать на волю. Да, такая туша могла натворить делов, несмотря на невинный спортивный костюм, украшенный изображениями дяди Скруджа. Я представил себе, сколько народу понадобится, если он надумает пошалить.