Рудная черта
Шрифт:
И потом… У нас было не так много запасов серебряной воды. А у меня – не так много крови. На всех не хватило бы ни того, ни другого. Вот и приходится выбирать лучшее. Каждого своего рыцаря Серебряных Врат я хорошо знал при жизни. И мне известно, чего ожидать в бою от каждого из них после смерти. Нет, я вовсе не хочу умолить воинского умения и доблести твоих павших воинов или воинов Сагаадая, но и им здесь – не место. Открыть склеп для чужих мертвецов – значит позволить входить туда и живым чужакам. Лишние глаза, уши, ненужные расспросы… Это мне ни к чему. Мне вполне хватало погибших орденских братьев, чтобы втайне готовить новую дружину взамен старой – ослабевшей и обескровленной.
– Здесь лежат… – Всеволод осекся. Вообще-то не лежат ведь уже – стоят. Причем, с оружием в руках. – Здесь – все павшие рыцари этой Сторожи?
– Не все, – покачал головой Бернгард. – Некоторых попросту разорвали на части, да так, что после их трудно было даже опознать, не то что использовать. От таких тел мало проку. Такие закопаны на погосте за стенами замка. Что же касается остальных… погибших… испитых… Их раны зашивались. Поврежденные доспехи чинились. Алхимики добывали необходимое количество адского камня. Серебряная вода наполняла и пропитывала упокоенных. Моя кровь пробуждала Ток и гнала серебро по холодным жилам. И рыцари, которых ты видишь сейчас перед собой, ждали своего часа.
– Твоего приказа они ждали, Бернгард! – не согласился Всеволод. – Почему ты не поднял своих мертвецов раньше? Почему до сих пор не выводил их в бой?
– Потому что до сегодняшнего дня замок можно было удерживать силами живых.
– Но какой ценой? Какой кровью!
– Порой важнее не заплаченная цена и не пролитая кровь, а выигранное время, – назидательно произнес Бернгард. – Не в моих силах ускорить Ток и несомое им перерождение. Я могу лишь дать больше или меньше своей крови. Но даже если я отдам ее всю, не все будет от этого зависеть. Испитые тела должны пропитаться серебром сполна, до последнего сосудика. Ток должен разогнаться достаточно сильно. И мертвая плоть должна принять новую кровь, дарующую ей подобие жизни. Пока длился этот процесс, следовало защищать Сторожу имеющимися силами и не волновать гарнизон понапрасну. И все шло своим чередом. Живые воины становились мертвыми, я отбирал лучших из них.
– Но ты ведь мог бы и сразу обзавестись мертвой дружиной, – криво усмехнулся Всеволод. – Если бы испивал не по одному человеку в месяц. Если бы – больше…
– Не мог, русич, – сухо ответил магистр. – Я же объясняю тебе: сразу, сиюминутно, Тока не запустить. Из хладного трупа не создать покорного воина за один миг, час или день. Серебряные Врата оказались бы беззащитными, если бы живые рыцари уже были испиты, а мертвые – еще не были готовы вступить в бой. К тому же слишком много странных смертей неизбежно вызвали бы у оставшихся в живых защитников крепости панику или смуту, которые никак не способствуют стойкости, доблести и верности. Людей и без того смущали слухи о замковом упыре. И вовсе неразумно было бы нарушать хрупкий баланс, на котором зиждилась оборона Сторожи. Впрочем, дело не только в этом. Мне самому нельзя за один раз отдавать испитым воинам слишком много своей крови, иначе я чрезмерно ослабею. А малой кровью для скорейшего поднятия целой дружины мертвецов не обойтись. Да и нужного количества адского камня быстро не добыть, даже если замковые алхимики будут трудиться денно и нощно, без перерыва на сон и битву. Серебряный раствор изготовляется постепенно. Так что я просто ждал, пока заполнятся все саркофаги. И скажу честно: хотелось бы подождать еще. Сам видишь – в склепе есть еще пустые гробницы… Но больше ждать нельзя. Первый Властитель уже перешел границу миров…
– Ну, даже если это и так, то, положим, не первый вовсе…
Всеволод сверлил глазами Бернгарда. Тевтонский магистр и Черный Князь пристально смотрел на Всеволода.
– Властитель перешел границу, – с нажимом повторил Бернгард. – И я хочу знать: в этой битве ты со мной, русич?
Всеволод в очередной раз глянул на умрунов с обнаженным оружием. Попробуй сейчас пойти против… В открытую – попробуй.
– С тобой, – процедил он. – Пока с тобой, Бернгард.
Он вовсе не кривил душой. «Пока» – это ведь понятие растяжимое. «Пока» – это может быть и ближайший день, и ближайший час. И ближайшая минута – тоже может. Пока…
– Я рад, что мы договорились, – скупо улыбнулся Бернгард. – Теперь сокрытое – открыто, и если перед общей угрозой объединятся твоя дружина…
Магистр кивнул на десятников Всеволода.
– …и моя дружина…
Бернгард обвел рукой неподвижных мертвецов в тевтонских плащах.
– Если к нам присоединятся орденские братья…
Глаза магистра остановились на Томасе.
– …и верные союзники…
Изучающий взгляд Бернгарда скользнул по лицам Золтана, Раду, Сагаадая. На татарском юзбаши задержался чуть дольше. И – вновь уперся во Всеволода.
– …Тогда у нас еще есть надежда. Отбить штурм. Закрыть проход между мирами. Остановить Набег.
– Один вопрос, Бернгард, – негромко промолвил Всеволод. Впрочем, даже негромкие слова в тишине склепа шелестели ощутимым эхом. – Насчет твоей дружины вопрос. Они ведь тоже Пьющие? Упыри – тоже?
Улыбка Бернгарда стала еще менее дружелюбной. Магистр кивнул:
– Ты прав и не прав, русич. Да, они тоже жаждут горячей живой крови, которой уже нет в их жилах. Но при этом они столь же отличаются от Пьющих, сколь и от людей. Они сильнее и тех, и других. Они обучены владеть оружием. Они совершенно не чувствуют боли и не способны выражать вслух никаких чувств, а потому бьются молча, без воплей и визгов. Они хуже, чем Пьющие, понимают безмолвные приказы, отдаваемые мыслью, но беспрекословно выполняют волю хозяина, облеченную в слова. Они меняются иначе и гораздо медленнее, нежели оборотаи, обращенные в Пьющих, и даже мне пока не ведомо, кем они станут в итоге. Но сейчас они находятся полностью под моей властью. И покуда я жив, бояться их не стоит.
Последние слова – как намек, как предупреждение: или убивай всех, если тебе такое по силам, или не зломысли против меня.
– Твои упыри испили моих дружинников по твоей воле?
Вопрос был задан прямо. И глаза Всеволода смотрели прямо в глаза Бернгарда.
– Это вынужденные потери, – ответил тот, не отводя взгляда. – Иначе нельзя было добраться до Эржебетт. И снять с твоих глаз пелену – нельзя было. Это – плата за чары лидерки. И ты уже расплатился за них сполна – кровью своих людей. Согласен? Или тебе нужно платить еще?
Еще? Всеволод вновь покосился на строй мертвых рыцарей. Да, пожалуй, эти способны взять немалую плату. Эти ведь умеют не только рвать плоть и пить кровь, как обычные упыри, но и держать в руках мечи – тоже умеют.
– Согласен, – хрипло ответил Всеволод. – Не нужно.
Он очень надеялся, что за искренностью сказанных слов Бернгард не заподозрит подвоха в помыслах.
– А раз так, то, может быть, ты спрячешь наконец клинки? Для них скоро найдется работа. Но – не здесь.
«Вж-ж-жих! Вж-ж-жих!» Мечи в ножны. Оба. Все равно серебрёной сталью сейчас ничего не доказать. Только голову зря положишь. И других подставишь. Нет, хватит. Наподставлял уже. Пятерых испитых дружинников, охранявших Эржебетт, достаточно…
– Убрать оружие! – приказал Всеволод.
Десятники-русичи подчинились воеводе. Неспеша, с неохотой. Но – подчинились. Золтан, Раду, что-то недовольно бормоча под нос, тоже спрятали клинки. И Сагаадай. И Томас. И Бранко. Живой круг, готовый к бою, сам собой смялся, распался.
– Тебя, Бернгард, и твоих… – Всеволод запнулся, мотнул головой на мертвых тевтонов, – рыцарей-умрунов твоих мы подождем снаружи. Наверху.
И прежде чем магистр успел что-либо сказать в ответ, Всеволод бросил переминавшимся рядом воинам: