Руигат : Рождение. Прыжок. Схватка
Шрифт:
– Jude!!! – орал фриц, прыгая на упавшего чернявого и хватая его за горло обеими руками.
Этого старший лейтенант уже стерпеть не мог. В Киеве он с офицерами батальона побывал на месте массовых расстрелов эсэсовцами киевлян в Бабьем Яру. Жуткое зрелище. Ряды и ряды полуразложившихся человеческих тел, присыпанные землей. А под ними тоже слой земли – и новые ряды, и еще… Замполит рассказывал, что эсэсовцы организовали там настоящий конвейер. Привозили людей, делили на группы – отдельно женщин, мужчин, детей, выстраивали по размерам одежды и приказывали раздеваться. После чего, уже раздетыми, подгоняли к краю рва и сдирали с голых людей обручальные кольца, перстни, вырывали из ушей серьги, а потом, поставив на колени, убивали выстрелом в затылок. Последним актом был осмотр полостей рта у трупов на предмет золотых зубов. Эсэсовцы сбрасывали тела в ров, ценности оприходовали, заранее разложенную по
Так вот, как говорил замполит, большинство погибших в этом самом Бабьем Яру были евреями. Фашисты вообще отчего-то шибко ненавидели евреев. Ну, почти как коммунистов… Сам Иван с евреями сталкивался всего несколько раз и зла от них не видел. Евреем был портной, у которого ему к четырнадцатому дню рождения пошили первую в его жизни новую рубаху – до того он всё донашивал за старшими братьями. Рубаха была пошита добро, грех жаловаться… Евреем был второй секретарь райкома комсомола, подписавший ему характеристику, благодаря коей он попал в Кремлевский полк. Ну и евреем был Яша Нейман, второй номер пулеметного расчета станкового пулемета «максим» в его роте…
Поэтому Иван зло стиснул зубы и бросился вперед, прыгнув на спину немцу и взяв его шею в удушающий захват. Фашист дернулся, отпустил чернявого и попытался оторвать руки Ивана от своего горла. Но тот держал крепко и технично. Так, как его научили на занятиях по джиу-джитсу… Держал до тех пор, пока слева не послышался крик: «Кий-я!» – и небольшая, но крепкая ступня корейца не обрушилась ему на голову…
У старшего лейтенанта круги пошли перед глазами, он слегка ослабил хватку, так что фриц сумел сильным рывком выдернуть голову из захвата и, жадно хватая воздух широко разинутым ртом, откатился в сторону. Иван тряхнул головой, приходя в себя, шумно выдохнул. Чернявый, уже оклемавшийся, вскочил на ноги и принял боксерскую стойку рядом с ним.
– Поляк? – глухо спросил Иван. Круги перед глазами уже исчезли, но в ухе еще звенело. О том, что в Польше много евреев, ему рассказывал отцов брат, с которым отец во времена НЭПа держал на паях в Рязани постоялый двор. Иван те времена помнил. Тогда у них было пять лошадей, большой клин земли и маслобойка. Отец даже планировал расширить дело и открыть еще один постоялый двор, уже в Москве. Но потом НЭП сошел на нет, в их деревне начали организовывать колхоз, в который отец с братом вступили одними из первых и работали в нем ничуть не хуже, чем в своем хозяйстве, – все стены в избе грамотами да вымпелами были увешены. А нынче, когда мужики из деревни все на фронт ушли, отца вообще в председатели выбрали. Его-то на фронт не взяли по здоровью. В Гражданскую белоказак разрубил ему позвоночник, отец еле выжил и с тех пор все время ходил в корсете. Однако на работу был лют…
– Американец, – отозвался чернявый. Причем не по-русски и, похоже, не на своем английском. Но Иван не успел удивиться тому, что они друг друга поняли, потому что немец с корейцем пошли в атаку.
Удар немца старший лейтенант встретил блоком левой руки и тут же провел ему прямой в челюсть, а взять фрица на удушающий не успел – в этот момент кореец вырубил американца и плавным, скорее даже текучим, движением скользнул к нему. Иван чуть отскочил назад и принял боксерскую стойку. Кореец прыгнул, на лету выбросив вперед левую ногу. Метил он противнику ниже пояса, да тренер в секции джиу-джитсу всегда говорил Ивану, что у него очень хороша реакция, так что офицер успел подставить коленку, на которую и пришелся удар. Ивана чуть развернуло, но прямой в нос правой и хук левой ему удались почти идеально. На тренировках так не получалось, как здесь… Поэтому кореец только хрюкнул и мягко сложился у его ног. Иван шумно выдохнул, отыскивая взглядом фрица, но тот нашелся сам, вынырнув откуда-то слева и впечатав свой крепкий кулак прямо ему в диафрагму. В последний момент старший лейтенант успел напрячь мышцы пресса, что немного скомпенсировало удар, но все равно дыхание перехватило. А немец между тем не терял времени, снова и снова обрушивая на него удары.
– Russische Schwein! Кommunistische Schwein! [18] – ревел он, метя по уху, по скуле, в челюсть, в диафрагму, опять по уху.
Иван под градом ударов отступал, уворачиваясь и подставляя под фашистские кулаки то плечо, то локоть, то предплечье…
– Остановитесь! О, Мать Бездны, успокой их безумство! Верни разум этим… этим… тем, кто еще может стать людьми! Остановитесь, заклинаю вас всем святым для вас! – Этот голос Иван слышал краем уха – похоже, кричал тот чудак-ученый. Но сейчас это было не важно. Совершенно не важно…
18
Русская
Наконец Иван настолько очухался, что сумел поймать момент и, поднырнув под очередную линию удара фрица, провел захват его предплечья, тут же взяв на болевой. Немец глухо взвыл и попытался достать его другой рукой.
– Остановитесь! Глядя на вас, я уже сам теряю рассудок! Хватит!..
Иван посильнее надавил на согнутое запястье, намереваясь сломать фрицу кисть, чтобы он больше не был таким шустрым, но тут на его многострадальное ухо обрушился еще один удар. Это очухался кореец. Ивана вместе с фрицем повело влево, он рефлекторно надавил – раздался хруст, немец коротко вскрикнул, но не обмяк, а бешено дернулся, пытаясь вырваться из ослабевших рук русского. С той стороны, откуда напал кореец, послышалось шумное «И-эх!» – и сразу после этого довольный возглас еврея-американца:
– Так-то, макака желтожопая!
А затем в ушах вдруг раздался какой-то странный звон, от которого мышцы сразу начали обмякать. Иван скрипнул зубами, изо всех сил пытаясь удержать фрица, однако руки слушались все хуже и хуже. Спустя несколько мгновений немец вывернулся из захвата, но отчего-то не перешел тут же в атаку, а, тряся головой, с искаженным страдальческой гримасой лицом рухнул на пол. Иван, шатаясь, на дрожащих ногах сумел-таки удержаться еще на пару секунд в вертикальном положении – и тоже упал. Его взгляд, устремившийся к куполу, заприметил, что головы Змея Горыныча поменяли свое положение и теперь висели вплотную друг к другу точно над четырьмя бойцами.
А в следующее мгновение яркий свет, изливающийся из их глоток, вспыхнул просто нестерпимо, и сразу после этого наступила тьма…
Глава 6
Иван лежал на уже знакомом квадратном постаменте, осторожно трогая пальцами опухшее ухо, и время от времени, морщась, облизывал языком раздувшуюся от удачного удара фрица губу. За кем осталось поле боя и как он снова очутился в этой комнате, офицер не помнил. Звон, яркий свет – и в следующее мгновение он валяется на своем ложе и тупо пялится в светящийся матово-белый потолок. Сначала, когда он только очнулся, боли не чувствовалось, но когда попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, на месте ли проем, и задел покрытие ложа многострадальным ухом, на которое несколько раз обрушивались удары корейца, чуть не взвыл. Похоже, кореец сломал ему ушной хрящ. Вот ведь сволочь! Точно американский товарищ еврей заметил – макака! Кто такие макаки, старший лейтенант знал, поскольку еще во время службы в Кремлевском полку побывал в зоопарке. Их батальонный комиссар регулярно организовывал коллективные посещения красноармейцами различных заведений культуры – зоопарка, цирка, планетария, а также музеев и картинных галерей. Для повышения культурного уровня. Среди бойцов наибольшим успехом пользовались походы в музеи и картинные галереи, поскольку там можно было увидеть статуи и портреты голых баб. Впрочем, красноармейцы радовались любой экскурсии – индивидуальных увольнений не было, и каждый выход за пределы расположения полка считался наградой…
Страдания Ивана оказались напрасными – проем на месте стены исчез. Офицер досадливо скривился: ну вот, всё по новой! Он осторожно оперся на руку и сел. Предплечья, локти, плечи болели. И это было хорошо – значит, он сумел блокировать большую часть мощных ударов немца. И вообще, если бы не этот проклятый звон, он бы точно прикончил гада, несмотря на присутствие корейца…
Некоторое время Иван сидел, анализируя произошедшее. Результат анализа его не порадовал, поскольку порождал больше вопросов, чем ответов. Например: если это секретный немецкий объект, то почему фриц оказался точно в таком же положении, как и он сам – голым и без оружия? Почему во время драки не появилась охрана? Почему кореец начал сражаться на стороне гитлеровца? И вообще, почему он, Иван Воробьев, старый боец и опытный разведчик, до сих пор не имевший проблем с самоконтролем, вот так, ни с того ни сего вспыхнул гневом и бросился в драку?.. Ответов на эти вопросы не было. Офицер вздохнул и качнулся вперед, собираясь подняться на ноги. Но тут светящийся потолок вроде как расступился, и сквозь него в комнату вдвинулась огромная башка Змея Горыныча. Иван рефлекторно рухнул на спину и выставил руки, лихорадочно прикидывая, куда ловчее врезать, когда эта тварь приблизится. Но башка остановилась под самым потолком. А затем пасть распахнулась шире – и в белесом свечении, заполнявшем ее, внезапно проступило нечто, что поначалу старший лейтенант не смог идентифицировать, а когда наконец ему это удалось, ошарашенно мотнул головой, отчего ухо снова задело ложе и он зашипел от острого приступа боли.