Рука Джотто
Шрифт:
— А за границу он выезжал?
— Да, иногда, но не часто. А почему вы спрашиваете?
— Просто интересуюсь, — уклончиво ответила Флавия. — А вы, случайно, не знаете, не ездил ли он в июле 1976 года в Шотландию?
— Не знаю, — снова покачала головой Джессика.
— А в Падую в мае девяносто первого?
— Нет.
— В Милан в феврале девяносто второго?
— Не думаю. Он часто уезжал, но всегда ненадолго. Я никогда не могла сказать точно, где он находится.
— А кто-нибудь может это знать?
— Вряд ли, Джеффри работал
— Понятно. Спасибо. Скажите, а как так вышло, что он стал работать на Веронику Бомонт?
— Наверное, она его попросила. Кажется, они познакомились несколько лет назад на одном мероприятии. Джеффри старался поддерживать такие контакты, хотя лично я не стала бы тратить время на подобных людей. Он говорил, что однажды дал ей хороший совет. Но работать у нее он стал только три года назад. Тогда мы и переехали сюда.
— По моим данным, они знали друг друга очень давно. Им было лет по двадцать, когда они познакомились.
Джессика казалась удивленной:
— Да? Возможно, не знаю. Он никогда не упоминал об этом. Честно говоря, я была недовольна нашим переездом сюда. Я знаю, он хотел поправить дела, но мы как-нибудь обошлись бы и без этой работы. Я была готова сама зарабатывать, лишь бы он отказался от этого предложения. Разве можно ставить свою жизнь в зависимость от прихотей одного человека, к тому же очень странного человека? Но Джефф никогда меня не слушал. И то, что в результате я оказалась права, меня совершенно не радует. Я и сейчас уверена: мы напрасно покинули Лондон и похоронили себя в этой глуши.
Не совсем удачное сравнение, отметила Флавия. И если подумать, действительно жаль, что он не послушал жены. Может, она и кажется перепуганной крольчихой, но если все было так, как она говорит, у нее гораздо больше ума и рассудительности, чем у ее мужа.
— Вы не знаете, куда пропали его бумаги? — спросила она.
Джессика нервно сцепила пальцы, и Флавия поняла, что сейчас она скажет неправду.
— Я не знаю, меня целый день не было дома. Я приехала вечером. Вчера утром я отвечала на вопросы полиции, затем поехала в Норвич повидаться с адвокатом. Потом весь вечер провела у друзей. Я впервые услышала о пропаже сегодня утром, когда полицейские пришли взглянуть на бумаги и, войдя в кабинет, начали кричать, что их нет.
Флавия задумчиво кивала. Как она поторопилась выложить свое алиби. Женщина говорила спокойно, но проницательной итальянке показалось, что это стоило ей немалых усилий. На небеспристрастный взгляд Флавии, миссис Форстер слишком сильно взволновал вопрос о пропаже бумаг.
Итальянка потягивала из стакана пиво и никак не могла решиться. «Нет, — наконец определилась она, — уйду голодной. Так безопаснее». Она впервые видела, чтобы еда выглядела подобным образом, и не рискнула проверить, какое воздействие она произведет на ее желудок. Аргайл с отвращением запихивал в рот колбасный рулет, и лишь инспектор Мэнстед, только что приехавший из Лондона, с энтузиазмом поглощал яйца по-шотландски. Он как раз отправил в рот второе яйцо и маленькую маринованную луковицу и с довольной миной жевал образовавшуюся смесь. Флавию передернуло, и она попыталась сосредоточиться на деле.
— А что думают обо всем этом ваши коллеги из Норфолка? — спросила она.
Мэнстед неторопливо дожевал и проглотил смесь из яйца, колбасного фарша и маринованного лука.
— Пока они ничего не думают. Им хочется свалить вину на Гордона — я понимаю, так проще. Но они этого не сделают. Они держат его за неимением лучшего.
— Я слышала, они уже побеседовали с миссис Форстер?
— Точно.
— Она рассказала им про сейф в банке?
Мэнстед улыбнулся:
— Конечно, рассказала. Они уже проверили его.
— И что там оказалось?
— Ничего. В день гибели Форстер приехал в банк перед самым закрытием и все забрал.
— Что? Что он забрал?
— Никто не знает. Да это и понятно — не станут же служащие банка совать нос в сейф клиента. Здесь у нас не Швейцария, мисс.
Флавия сдвинула брови.
— Значит, так: Джонатан позвонил ему… во сколько?
— Примерно в половине третьего, — подсказал Аргайл. — Может, чуть позже.
— После чего Форстер прыгает в свою машину и мчится в Норвич, чтобы забрать из сейфа какие-то вещи, — продолжил за Флавию Мэнстед. — Дорога в Норвич занимает около сорока пяти минут. В тот же вечер его настигает смерть. При осмотре дома мы не заметили следов ограбления, но ведь мы не знаем, что он забрал из сейфа. Возможно, убийца пришел именно за этим.
Флавия фыркнула и почесала нос.
— Джонатан, — спросила она, — повтори в точности, что ты сказал, когда говорил с ним по телефону?
Аргайл встрепенулся и напряг память.
— Я сказал, что интересуюсь картиной, о которой мне рассказал его старый друг.
— И?..
— И добавил, что слышал, будто бы он должен знать о ее судьбе.
— И?..
— Сказал, что есть предположение, будто картина была украдена. И что хочу поговорить с ним об этом. Потом сказал, что не хочу обсуждать это по телефону. Он сказал, чтобы я приезжал к нему сюда.
— Как ты считаешь, он мог подумать, что ты хочешь купить эту картину?
— В принципе да.
— Значит, он мог забрать ее из сейфа, намереваясь предъявить покупателю товар?
— Вполне. Хотя… я вдруг вспомнил… я упоминал в разговоре палаццо Страга.
— Ах…
— Но это никак не объясняет факт его смерти, так ведь? И то, что кто-то сжег все его бумаги? Уж в этом меня точно никто не обвинит.
Мэнстед, который не без удовольствия слушал их разговор, опустошил стакан на треть и промокнул губы.
— Ах, сельская жизнь, — блаженно улыбаясь, произнес он. — Хорошее пиво, хорошая еда, свежий воздух. И на что мне сдался этот Лондон? Возможно, — продолжил он другим тоном, — картины не имеют ко всему этому никакого отношения.