Руки Геракла
Шрифт:
– Нет, друг мой и соратник, – немедленно ответил я. – Благодарю тебя за предложение, но туда, куда я иду сейчас, тебе дороги нет. – Я увидел, как облегченно вздохнула его юная жена.
Многие знатные кадмеяне пришли навестить меня. Они боялись, что Смерть вернется и снова будет опустошать их землю, когда я уйду.
– Так и будет, – сказал я. – Смерть ходит везде. Но рано или поздно мы с ней встретимся.
Теперь, как никогда прежде, я горел решимостью самому войти в царство Смерти и заставить Таната заплатить за все. Выбрав ствол зрелой дикой оливы, я вырезал себе новую палицу.
– Как и куда я пойду,
Мне казалось, что в жизни мне уже не осталось иной цели, кроме как найти путь в Аид и отомстить Танату.
Но когда пришло время уходить, мне пришлось немного помедлить. Я вернусь туда, где ждет меня «Небесная ладья», но где же мне искать Смерть?
Встав на колени, я припал лбом к путеводному ларчику, который некогда – так давно! – был дан мне богами. Затем я выпустил на волю свои темные мысли. Пусть «Небесная ладья» сама ищет путь в Преисподнюю.
Глава 23
Тартар
Путеводный ларчик «Небесной ладьи», который я наполнил своей ненавистью и жаждой мести – что может послужить лучшим помощником для странствия в Аид? – вызывал у меня в голове лишь туманные видения. Мое судно шевельнулось, и мы отправились в путь. Это заняло у меня много времени. Прошли недели, возможно, месяц – когда я отдыхал, лодка бесцельно дрейфовала в море, – но под конец я достиг цели.
У «Небесной ладьи» было гораздо больше способностей, чем я мог себе представить. Или, возможно, я слишком их переоцениваю. Возможно, мне все удалось как раз благодаря моей смертной, человеческой воле, более сильной, чем думали мои друзья или враги, и пламени моей ненависти.
Вход в Подземный мир находился в странной, незнакомой стране, которой я достиг на закате, после того, как целый день шел наперекор буре. Волшебство «Небесной ладьи» доставило меня по реке до Великого моря, затем по другой реке через несколько притоков, пока, наконец, река не стала слишком мелкой и я не был вынужден покинуть лодку.
Я отправился в путь, имея на борту изрядный запас еды, и у меня ее еще оставалось на неделю. Я также взял с собой бурдюк, который где мог наполнял водой по пути. Эти скромные припасы и палица составляли все мои пожитки. А сейчас я пошел пешком вдоль ручья, и незримый дух, как обычно, жужжал у меня над ухом.
Забравшись на каменистый холм ярдов в сто высотой, я набрел на кипарисы и кедровую рощицу. В этом укромном месте рождался тот ручей, по которому я шел. Он вытекал из пруда, который питали глубинные ключи. Другой неприметный ручеек, поменьше, вытекал из того же пруда и уходил в сторону, стекая по узкому каменному выступу, и скрывался в провале, открывавшемся между двумя наклонными гранитными плитами.
Сунув голову в провал, я услышал глубоко под землей приглушенный шум небольшого водопада. Мой нос учуял мерзкий сернистый запах. Я счел это добрым знаком. Это наверняка спуск в Аид, куда почти принесла меня моя лодочка.
Другим верным знаком было то, что мой дух-проводник, который все время жужжал у меня над ухом, пока я взбирался на холм, внезапно покинул меня.
Я молча попрощался с незримым существом и моей покинутой «Небесной ладьей», уже не видной за скалами и деревьями. Положив на плечо новую палицу, я попытался протиснуться в темный провал, к подземному водопаду.
В последний момент спуск пришлось отложить. Провал оказался слишком узким для меня. Я на время отложил палицу и голыми руками чуть сдвинул одну из небольших костей горы, расширив проход так, чтобы пролезть внутрь.
Каким бы драматическим ни было начало моего спуска в Преисподнюю, потом все пошло отнюдь не так впечатляюще. За входом открывался темный спуск, но все же здесь было не так темно, чтобы я не видел, куда поставить ногу. Правда, откуда шел этот слабый свет, я не мог понять.
Минута за минутой, час за часом я спускался вниз, и свет дня мерк за моей спиной. Я шел по тропе, словно бы выбитой в камне тысячами ног, но, как бы то ни было странно, я больше никого не встретил. Нет, подумал я, не могло молчаливое воинство мертвецов пройти между этими гранитными плитами и не оставить следов. Если бы всем умершим на свете пришлось проходить именно через этот узенький вход, то там до сих пор была бы такая давка, что я никогда бы не пробрался внутрь.
Нет, подумал я. Аид должен получать новобранцев в свое воинство каким-то другим путем.
Когда я, наконец, начал уставать от долгого спуска, я остановился передохнуть там, где сухая пыль образовала что-то вроде относительно мягкой подушки – по крайней мере, мягче камня. Я лег и сразу же уснул.
Во сне передо мной явился Аполлон. Он был рад видеть, что я исцелился от своего горя, и заверил меня в том, что память, которую он утратил после нападения гиганта, когда мы направлялись в мастерскую Вулкана, снова почти полностью вернулась к нему.
Я смутно чувствовал присутствие царевича Астериона и временами видел вдали его рогатую голову.
Вроде бы я пытался во сне спросить Аполлона, может ли он сопровождать меня в Аид. Помнится, Солнечный бог ответил мне:
– Меня там не любят, и мое появление может вызвать очередное тяжелое столкновение с Аидом, чего нам сейчас никак нельзя допустить. Но мы встретимся, Геракл, как только ты выйдешь из царства мертвых – если сможешь.
Проснулся я, стеная и чихая от сухой пыли, на которой спал. Сначала я не мог понять, кто я и где, затем все вспомнил.
Когда я еще не совсем проснулся, мне показалось, что я слышу далекий собачий лай. Я подумал – вдруг тот вход, по которому я иду в Аид, как раз тот, который стережет Кербер? Или это просто сказки?
Проснувшись окончательно, я уже не слышал никакого лая. Ощупью найдя во мраке палицу, я положил ее на плечо и пошел дальше.
Дальнейший спуск занял, как мне показалось, много часов. Там, где тьма сгущалась, я шел на ощупь, проверяя дорогу перед собой с помощью палицы. Иногда склон был настолько крут, что мне приходилось опираться на нее, как на посох, и другой рукой хвататься за выступы скалы. Хотя темнота все никак не рассеивалась, назвать ее непроглядной было нельзя. Мучительный спуск вдоль журчащего ручья, наконец, закончился. Тропа пошла ровнее, и узкие стены разошлись. Чем ниже я спускался, тем теплее и в то же время смраднее и тяжелее становился воздух.