Руки вверх, Синяя Борода
Шрифт:
Подруги ничего не ответили.
И вам, девчонки, я советую домой ехать, — продолжал Чертков. — Что вы будете этого Кармалютова до августа ждать? Глупо, согласитесь. Только каникулы себе испортите. А так, может, еще куда-нибудь съездите.
Да, наверное, — неуверенно сказала Соломатина и посмотрела на Орешкину. — Как ты считаешь, Кать?
Катька была настроена по-боевому.
— Нет, — твердо ответила она. — Я так просто не сдамся… Пошли в библиотеку.
— А в библиотеку-то вам зачем? — не понял. Чертков.
— Книжки читать, —
… На весь Гусь-Франковск была одна-единственная библиотека. А на всю библиотеку — одна-единственная библиотекарша. Муза Викентьевна Шляпникова. Крупная женщина с широкими плечами и полными мускулистыми руками.
Увидев Катьку с Ликой, Шляпникова загрохотала громоподобным голосом:
— Явились, красавицы, не запылились!
А ну, платите штраф немедленно!..
Какой штраф? — удивились девчонки.
Ой-ой-ой, — заойкала Шляпникова. — Невинными овечками прикидываются. А кто уже полгода книги не сдает?
Вы нас с кем-то путаете, — сказала Лика.
— А ты разве не Филимонова?
— Нет. Я Соломатина.
— А ты разве не Сморчкова? — посмотрела Луза Викентьевна на Катьку.
— Нет, я Орешкина.
Ну тогда извините, девочки. Обозналась… Вы что, хотите в библиотеку записаться? — Шляпникова достала два чистых формуляра. — Сейчас запишу.
Да нет, — сказала Катька. — Нам надо с вами поговорить. Дело в том, что моя бабушка, Светлана Несмеянова, месяц назад утопилась…
Бабушка?.. Что-то я не пойму…
А я сейчас объясню. — И Орешкина заученно протараторила: — У моего прадедушки было три жены. У третьей жены родилась Светка. Она мне приходится двоюродной бабушкой. Вот.
А-а… — Муза Викентьевна потерла массивный подбородок. — Понимаю. Ты приехала к ней в гости, а она…
Вот именно, — не дослушав, подтвердила Катька. — Мы были в милиции, и нам сказали, что вы…
Теперь не дослушала Шляпникова.
— Да, да, — перебила она Орешкину. — Я ходила в милицию и все им рассказала. Майор Сидорчук сейчас вплотную занимается этим делом…
Соломатина вспомнила Сидорчука, уплетающего гороховый суп.
— Как же, занимается, — хмыкнула она.
А что, разве не занимается?
Я и говорю: "занимается", — уже с утвердительной интонацией повторила Лика.
— Федор Иваныч был просто потрясен моим сообщением, — горделиво произнесла. Муза Викентьевна. — Он слушал меня раскрыв рот. А после сказал, что лично займется этим делом… — Шляпникова мечтательно вздохнула. — Ах, какой обходительный мужчина этот Сидорчук.
Настоящий джентльмен. Проводил меня до дверей кабинета и несколько раз поинтересовался, хорошо ли я себя чувствую… Такой внимательный, такой вежливый…
— А что вы ему сообщили? — спросила Катька.
— Ой, девочки, это просто тихий ужас. В нашем городе каждый год совершаются убийства. Убивают восемнадцати летних девушек. В одно и то же время. Прямо кошмар какой-то.
— А нельзя ли поподробнее?
— Разумеется, можно. — И Шляпникова начала рассказывать: — Все началось с того, что сократили Тасю… Тася была моей помощницей, — пояснила она. — Так вот, ее сократили, и подшивкой газет в читальном зале стала заниматься я. А тут есть такая газета — "Вечерний Гусь-Франковск". Таська ее четыре года не подшивала. Не знаю уж, почему… Ну вот, подшиваю я "Вечерний Гусь-Франковск и читаю по ходу дела. Читаю я, значит, читаю и вдруг замечаю одну вещь. Каждый год в номере от тринадцатого мая появляется извещение о смерти восемнадцатилетней девушки. Ну разве это не странно?..
— Странно, — согласились подруги.
Шляпникова продолжала:
А надо вам сказать, что подшивкой я начала заниматься как раз в мае. Я тогда подумала: "Интересно, появится такое же извещение в этом году?" И представьте себе — появилось. Открываю я "Вечерний Гусь-Франковск за тринадцатое мая этого года — и как вы думаете, что я там нахожу?..
— Извещение о Светкиной смерти, — догадалась Соломатина.
— Совершенно верно.
— А эти газеты у вас сохранились? — спросила Орешкина.
— Да. Подшивки лежат в читальном зале.
— Можно их посмотреть?
— Конечно. Пойдемте, я вам покажу.
Шляпникова повела Девчонок в читальный зал. Там она взяла с полки четыре годовых подшивки "Вечернего Гусь-Франковска" и положила на стол.
— Смотрите, девочки. А я пошла пол мыть.
Я ж тут одна во всех лицах. И директор, и библиограф, и уборщица.
Муза Викентьевна ушла.
Подруги подвинули к себе подшивку трехлетней давности и открыли номер за тринадцатое мая. На последней странице было напечатано коротенькое извещение в траурной рамке:
"Родные и близкие с глубоким прискорбием извещают о скоропостижной смерти восемнадцатилетней Ады Барбильяк. Похороны состоятся на городском кладбище".
Прочитав это извещение, девчонки подвит ли к себе подшивку двухлетней давности и тоже открыли номер за тринадцатое мая. Здесь было точно такое же извещение, только вместо имени Ады Барбильяк стояло имя — Нора Блюм. В третьей подшивке — за прошлый год родные и близкие с прискорбием извещали смерти восемнадцатилетней Эдиты Вам. Ну а в четвертой — о смерти Светланы Несмеяновой.
За окнами загрохотал гром. Сверкнула молния. И полил дождь.
Катька посмотрела на Лику. А Лика посмотрела на Катьку. В эту минуту они подумали об одном и том же.
— Я думаю, это работа "скрытников", — сказала Орешкина.
— И я так думаю, — согласилась с ней Соломатина. — Все совпадает. Жертвам по восемнадцать лет. Жертвоприношения проводятся каждый год, в одно и то же время…
— Ага, — кивнула Катька. — Все, как Ленка рассказывала…
В окна читального зала стучали капли дождя. Бросив взгляд на газетную страницу, Лика вдруг случайно увидела фамилию: Кармалютов.