Рукопись несбывшихся ожиданий. Убойная практика
Шрифт:
– Так куда мы идём? – затягивая пояс на тулупе потуже, спросил Саймон.
– На дальний берег озера.
– Угу, в твою обитель, то есть, – насмешливо хмыкнул друг. Ему было прекрасно известно, где Миле больше всего нравится проводить время.
Молодая женщина мягко улыбнулась в ответ и неторопливо двинулась вперёд по дорожке. Вести разговоры ей не хотелось, слишком хорошо было на улице для пустой болтовни. Начало октября выдалось в меру тёплым. Пускай насекомые уже не жужжали, холодные ветра покамест не задували со всех сторон. В настоящий момент вообще царило безветрие и спокойствие, а небо…
– Ты чего замолкла? – спросил Саймон.
– Наслаждаюсь тем, что есть. Бывают такие минуты, когда не хочется ничего говорить.
– Эм-м, то есть ты меня на прогулку помолчать вывела?
– Что? – удивилась предположению Мила, но, увидев в глазах друга смешинку, широко улыбнулась. – Я тебе показать кое-что важное хотела. Погоди, до озера дойдём и всё поймёшь.
Саймон вмиг насторожился. Он, понятное дело, совсем другое услышать хотел, но расспрашивать Милу ни о чём не стал. Озеро располагалось близко. Собственно, десяти минут не прошло, как молодая женщина остановилась в понравившемся ей месте и осмотрелась. Никого постороннего, как и всегда здесь, не было.
– И что ты хотела мне показать?
– То, чего я достигла благодаря книге Лютье. Понимаешь, Саймон, мы же с ним не один день общались, самому главному он меня лично выучил – принципам того, как магию льда творить надо. А потому смотри.
Мила сосредоточилась. То, что она желала сделать, для студентки третьего курса было делом немыслимым и невозможным, но огонь её желания, её старание, её отличные способности – всё это проявилось в созданных ею чарах. Гладь озера возле места, где стояли Мила и Саймон, на глазах начала покрываться тоненькой корочкой льда, а затем озёрная вода побежала вверх по этому льду и принялась застывать красивыми завитками, устремляющимися всё выше и выше.
– Красиво? – шёпотом спросила Мила, когда закончила своё творение. Перед ней на озере покачивалась льдинка, на которой возвышалось небольшое (сантиметров под сорок) фантазийное деревце.
– Красиво, – подтвердил Саймон, но после с беспокойством посмотрел на Милу.
– Вот ради этого я так стараюсь. Я хочу научиться большему, чем могу взять у своих нынешних преподавателей. Ведь не просто стать магом мне хочется, Саймон, я хочу заткнуть за пояс всех тех ублюдков, что никак не дают мне спокойно жить.
– Эм-м, Мила, – подумав, произнёс Саймон тихо. – А в свои планы по мщению, ты жизнь как таковую впустить не думала?
– А? – не поняла его она.
– Это твоё деревце, – кивнул он на начавшую таять льдинку, – действительно очень красивое. И намерения твои я прекрасно понимаю. Но, веришь ли, я был бы намного счастливее, если бы вместо всего этого мы обошли озеро по берегу и помечтали бы о чём-нибудь.
– Помечтали? О чём?
– Не знаю, просто помечтали бы, – пожал он плечами, а затем вдруг облокотился на стоящее вблизи него настоящее дерево и, опустив голову, заплакал.
Произошедшее ошеломило Милу. Она никак не могла поверить, что видит Саймона таким беспомощным. Более того, ей было не понять, что такого она сказала или сделала, чтобы подобное вообще произошло.
– Саймон, – осторожно коснулась она его плеча. – Эй, Саймон,
– Я не сказал тебе, – всхлипнул он. – Ты так занята всё время, что мне не хотелось говорить.
– Саймон, так говори сейчас, – испуганным голосом потребовала Мила. – Говори, что случилось?
– Уезжая, я сильно поругался с отцом. Прям разругался с ним в пух и в прах, понимаешь? Мы накричали друг на друга. В сердцах я выговорил ему всё то, что было у меня на душе, и всё то, что вообще бы произносить никогда не стоило. А затем хлопнул дверью и уехал, – руки Саймона задрожали. С его глаз ещё сильнее потекли слёзы, когда он сквозь стиснутые зубы процедил: – Неблагодарный я сын.
– Не говори так, – попробовала утешить друга Мила. – Вы уже ранее ссорились и не раз. Помиритесь. Просто уйми немного свою гордость, сделай первый шаг и…
– Он умер, Милка.
– Что?
Миле показалось, что земля зашаталась под её ногами. И молодая женщина никогда не смогла бы объяснить отчего ей вдруг так дурно сделалось, ведь отца Саймона она знала только на словах, и слова эти отнюдь лестными не были. Но… Быть может, она просто приняла слишком близко к сердцу горе друга?
– Он умер, Милка, – горько повторил Саймон. – После моего отъезда у него прихватило сердце так, что целителю пришлось сидеть у его постели сутками без продыху. Но толку от этого вышло мало. Мой отец был слишком стар. Несколько недель показной бодрости и в тот момент, когда всем уже стало казаться, что старик Сильвер внуков переживёт, ему снова сделалось плохо. И на этот раз целитель только развёл руками. Он предложил, конечно, свои услуги по поддержанию жизни, но… жить так мой отец не захотел. И видеть меня он, наверное, не захотел тоже, раз не прислал никакой весточки. Он даже не пожелал увидеть меня перед смертью, Мила.
Слёзы Саймона текли по его щекам не переставая. У Милы самой в глазах от услышанного защипало, а в горле даже комок встал. Но ей полагалось сделать хоть что-то и поэтому она нежно погладила Саймона по плечу. Увы, сказать что-либо утешительное у неё не вышло. Она всего-то смогла спросить:
– Когда ты узнал об этом?
– Про первый случай считай сразу по приезду в академию. Мне брат написал, отругал меня в своём письме как паскуду последнюю. Я ведь тогда и решил сделать так, как ты тут уже говорила. Подумал, что приеду и покаюсь, – жалобно посмотрел на неё Саймон, прежде чем прошептал. – Виноват. Я ведь действительно был виноват. Одно дело не по отцовскому желанию поступать, своё решение наперёд его ставить, а другое… другое до такого вот состояния ором своим довести.
– И ты смолчал? Не рассказал мне ничего? – немного обиделась Мила, и друг посмотрел ей прямо в глаза.
– А как рассказывать? Как себя так позорить?
Читалось во взгляде Саймона что-то ещё. Что-то он недосказал Миле, она это сразу поняла. Вот только выпытывать правду не стоило, не тот момент сейчас был. Поэтому она промолчала, и Саймон, немного успокаиваясь, продолжил:
– А про смерть его, это мне уже господин фон Дали лично. Брат извещать меня ни о чём не стал, душеприказчик с академией связывался. Через стороннего человека меня о смерти родного отца уведомили и то потому только, что для вскрытия завещания моё присутствие необходимо.