Рукопись несбывшихся ожиданий. Убойная практика
Шрифт:
– Так чего ты в Форкрест не отпросился? – удивилась Мила.
– А чего отпрашиваться, если меня аж уговаривали туда поехать? – кисло усмехнулся Саймон. – Вот только я сам домой не хочу. Зачем я там? Брата видом своим гневить? Пред могилой отца прощение просить, когда я сам его под землю отправил? Нет, Милка, – замотал он головой, – нет. Не поеду я туда ни за что.
– Это тебе сейчас так видится, – обняла Саймона Мила и, прижимаясь к нему всем телом, ласково проговорила. – Ничего, к каникулам одумаешься. Отец ведь любил тебя, Саймон, крепко
– Да к чему… – начал было друг с громким возмущением, но Мила приложила палец к его губам.
– Тс-с. Да к тому, что тебе сердце облегчить надо. И к тому, что зря ты себя неблагодарным сыном обзываешь. Неблагодарный сын – он бы уже ехал в Форкрест, ладошки в предвкушении завещания потирая. А ты другой. Другой ты, – уверенно сказала она, беря его крупные ладони в свои. – Да и вообще, завидую я тебе.
– Ты? Мне? – неподдельно удивился Саймон. – В чём же?
– А в том, что мне твоего горя не испытать. Тебе ведь больно от того, что ты свою родню любишь, и твоя родня о тебе вовсю печётся. А обо мне… Обо мне в этом мире заботиться некому.
Она поджала губы до узкой черты, чтобы не расплакаться. И нет, отнюдь не из-за отсутствия близких родственников у некой Милы Свон захотелось молодой женщине плакать. Она знала, что это имя чужое, что она живёт чужой судьбой, а потому далеко не впервые задумалась о том, что где-то есть у неё свои собственные мама и папа, а, быть может, даже братья, сёстры. Не иначе они скучают по ней, но она… она даже вспомнить их никак не может! Какие-то двое мерзавцев ради забавы и лёгкой наживы избили, изувечили её и напрочь лишили прошлого.
– О тебе есть кому заботиться, – прижал её к себе Саймон крепко-крепко и вдруг поцеловал – так, как и положено, в губы.
Не сказать, чтобы этот поцелуй был сладким. Оба они (и Мила, и Саймон) слишком погрузились в своё глубокое горе, чтобы почувствовать вкус радости. Но внезапно возникшая близость была им нужнее воздуха, а потому Мила, издав тихий стон, вскоре расслабилась в мужских объятиях. Её пальцы зарылись в волосы Саймона, вынуждая его продолжать и даже быть настойчивее. Его ладони начали жадно ласкать её тело и двигались всё активнее. Несмотря на прохладу осени, им вдруг сделалось жарко.
«Я хочу тебя», – так и хотели сорваться с языка Милы слова страсти, но, благодарение всем богам, они не прозвучали.
– Нет, – вдруг резко отстранился от неё Саймон. Взгляд его при этом был таков, как если бы он был одурманен или пьян.
– Что нет? – часто дыша, спросила Мила. Она действительно ещё не поняла, что всё ограничится несколькими жаркими поцелуями. Понимание этого только пробивалось в её сознание.
– Не будет ничего.
– Но почему? Ты разве не хочешь меня?
– Не хочу тебя? Милка, да как же ты не понимаешь? В этом-то и беда, что хочу, да так, что стоит мне хоть раз… – он замолчал, а тело его напряглось. Саймон с трудом сдерживал себя от того, чтобы вернуться к страсти. – Одного раза с тобой мне будет мало, а в академии глаза повсюду. От нашего декана правду не спрячешь, тебя отчислят, да ещё ославив на весь Вирград шлюхой из Оркреста. И вот так поступить с тобой? Мне? – он ненадолго замолчал, а затем помотал головой и сказал: – Прости. В другой раз мы обязательно погуляем вокруг озера, и, быть может, ты меня ещё какими-либо чарами криомагии удивишь. Но сейчас… сейчас мне лучше уйти.
Слова Саймона не разошлись с делом, он решительным шагом пошёл вдоль озера. Мила ощущала себя крайне глупо, глядя ему вослед. Вроде всё верно друг сказал и сделал, но… злило это её как-то.
«Походу, только с Зузулом отношения у меня и могли сложиться», – вновь пришла к молодой женщине противная мысль. А затем она чертыхнулась и неспешно побрела обратно на кафедру. Хотелось бы в какое-либо иное место (такое, чтобы подальше от Саймона), но тут никуда не денешься, другого жилья у Милы не было. Вот только зря она столь тихохонько тулуп на крючок вешала, зря старательно кралась мимо двери в комнату друга и зря на цыпочках до кухни за словарями шла. В эту ночь Саймон на полу в комнате Сэма Догмана и Якова Нарроу спать остался, не вернулся он на кафедру некромантии. Но об этом Мила позже узнала, нежели профессора Аллиэра встретила.
Ступала молодая женщина по коридору тихо, иной вор бы так бесшумно не шёл. Да и поленья в очаге продолжали потрескивать, ветер отчего-то усилился и забился о ставни. Из-за всего этого профессор Аллиэр нисколько не услышал Милу, он продолжил осматривать оставленные ею на кухне вещи. А сердце Милы из-за увиденного, казалось, остановилось. Она вмиг трижды порадовалась за свою предусмотрительность.
«Правильно сделала, что книгу Лютье Саймону отдала, хотя ненадолго отлучиться рассчитывала», – пришла к ней уверенная мысль.
Несмотря на имеющуюся в книге дарственную надпись, Мила ужасно боялась, что руководство академии обвинит её в воровстве. Ведь поверить, что такой важный эльф, как Лютье Морриэнтэ, некой безродной девке подобную ценность по собственной воле отдал – это дело сложное. А вот представить, что это Мила намеренно чего-то там накарябала на обложке, чтобы преступление своё скрыть – это вот проще некуда.
– Аир Свон? – вдруг встрепенулся профессор Аллиэр. Взгляд его был удивлённым и немного испуганным.
– Эм-м, да, – произнесла вслух Мила, когда мысленно чертыхнулась трёхэтажным матом. Пока она думала какая же это она молодец, профессор Аллиэр обратил на неё своё внимание. Скрыться не получилось.
– Очень хорошо, что вы вернулись, – сообщил тёмный эльф и гордо выпрямился так, как будто минутой ранее не рассматривал тайком чужие вещи. – Я зашёл уведомить вас о необходимости делать время от времени в этих помещениях уборку. Подобный бардак и тем более слой пыли… – он демонстративно провёл пальцем по верху торца стеллажа и показал оставшуюся на коже грязь. – Просто недопустимо.