Руководящие идеи русской жизни
Шрифт:
Итак, монархическое начало власти имеет перед собой в нации Церковь. Должны ли быть между ними какие-либо необходимые отношения? Современные идеи, отрезывающие государство от всего живого и органического в нации, отвечают на этот вопрос отрицательно. Теория «свободной Церкви в свободном государстве», отделение Церкви от государства не видит ничего общего между общими целями жизни человека и целями его гражданского общежития. Это было бы проявлением самой полной неразвитости, если бы не было проявлением отрицания религиозного начала жизни. У действительно сознательных сторонников отделения Церкви от государства подкладку такого стремления составляет неверие в существование Божие или, по крайней мере, в реальность воздействия Божества на людей. Стремление отделить Церковь от государства может явиться столь же основательно еще в другом случае: когда государство стремится поработить Церковь, или, наоборот, Церковь — государство. В других случаях у большинства, повторяющего фразы об отделении Церкви от государства, это есть не более как проявление самого печального состояния мыслительных способностей.
Оба указанные случаи, когда отделение
49
Заозёрский Н. А. О церковной власти.
50
Там же. — Стр. 2-29.
Само собой разумеется, что нравственные требования отражаются и в сфере стремлений политических, экономических и т. д. Но ввиду существенной противоположности основных областей ведения Церкви и государства очевидно, что при желании им крайне легко избежать столкновений в пограничной области, тем более, что противоположность их существа не есть противоположность враждебная, а лишь выражает две различные стороны одного и того же человеческого существования, долженствующие быть гармонически связанными.
В настоящем рассуждении было бы не место входить в канонические споры. Но, ограничиваясь политической стороной вопроса, мы должны вспомнить, что Церковь есть именно та среда, в которой воспитывается миросозерцание, указывающее человеку абсолютное господство в мире верховного нравственного начала.
При всех других миросозерцаниях нравственное начало является элементом производным и потому подчиненным. Нет ни одного государственного деятеля, настолько безумного, чтобы не понимать необходимость известной нравственной дисциплины для самого существования общества. Но все практические правила нравственного поведения, по которым гражданин не грабит, не убивает, повинуется, когда нужно, и, когда нужно, отстаивает права своей личности, лишаются твердой основы при отсутствии религиозного чувства и религиозного миросозерцания. Они держатся тогда или на ничем не просвещаемом инстинкте, или же на основаниях соображения общественной пользы. Но инстинкт — дело непрочное у существа рассуждающего, а общественная польза — понятие условное, о котором каждый может иметь свое мнение. Если по требованию общественной пользы не следует вообще убивать, то, следовательно, по требованию общественной пользы можно иногда и убить. Все зависит от того, чего требует общественная польза. Правила нравственного поведения становятся, таким образом, условны, подчинены нашему понятию об общественной пользе. Нравственное чувство перестает быть верховным судьей, каким делается рассуждение гражданское. Нравственный идеал поэтому не может уже быть высшим. Высшим идеалом становится гражданский, условный, спорный, который каждому может представляться, как ему угодно. Чем только не способны восхищаться люди в сфере гражданских идеалов! Один становится героем и мучеником за идеал сильной власти, абсолютистское sit pro lege regis voluntas [51] , другой идеализирует республиканское virtus romana (римское право), третий идеализирует одухотворенный peuple Souyerain (суверенный народ), четвертый — такие же идеалы строит из анархии, из вольных союзов людей, заключаемых и расторгаемых в какую угодно минуту. Пятый «идеализирует» социалистический по-липняк, где люди исчезают перед вбирающей их в себя силой «производства». Найти мерило для сравнительной оценки этих «идеалов» возможно только в нравственном сознании. Но если мы уже отказались от него, если мы по непостижимому омрачению духа решили подчинить нравственное чувство тем условностям, которые, наоборот, именно им только и порождаются, то мы безнадежно лишаемся мерила в оценке «гражданских идеалов», мы решительно не имеем способности сказать, почему regis voluntas (самоуправство) должно уступить место республиканскому virtus romana (римскому праву) или наоборот, и почему «идеал» анархии ниже или выше «идеала» социально-демократического полипняка? Что мы должны положить в основание «обязательного», на котором основано государственное строение? Ясная общая идея при этом исчезает, и остаются только чисто эмпирические указания опыта. Да и те, как это отчасти видно в современности, становятся неясны. Нужно ли наказывать воров и убийц или брать
51
Да будет законом воля монарха (лат.).
От хаотического состояния нравственного чувства нации страдает вообще государственная идея, ибо ставить обязательным можно лишь ясно чувствуемое и сознаваемое. Но если в таком обществе, пока оно не рухнуло совсем, все-таки сохраняется сила большинства, а следовательно, возможно государство демократическое, то монархическое начало власти при подобных условиях немыслимо. Оно требует подчинения в основе добровольного, «не за страх токмо, но и за совесть», и притом такому идеалу, который выражается лучше всего личностью, то есть идеалу не «гражданскому», а нравственному. Монархическая власть должна для этого и сама быть проникнута этим же идеалом и ему сама подчиняться. Все это совершенно несовместимо с отделением Церкви от государства.
Хотя области действия Церкви и государства в основе совершенно различны, но и отделение их невозможно. Монархическое начало власти, имея личного носителя, легче всего дает необходимое единение, не допуская беззаконного слияния. Монарх, принадлежа к Церкви, сам ей подчиняется, несет в себе ее нравственные требования и свое государственное строение направляет в духе Церкви. Это и есть в общем решение вопроса.
В частности он, однако, представляет несколько существенно важных подробностей, которых решение может отчасти служить указанием на то, в какой мере достигнуто личное единение Верховной власти с Церковью.
Когда оно достигнуто не на словах, а на деле, Носитель Верховной власти разделяет основное верование Церкви относительно того, что мы в нашем житейском быте и строе подчинены воле Божией и обязаны с ней сообразоваться, что милость Божия, даруемая за усердное старание сообразоваться с волей Божией, есть лучшая охрана самого государства, об устроении которого призвана заботиться Верховная власть. В силу этого Монарх, не только как все верующие, но и в частности как Государь, не может не заботиться о том, чтобы Церковь оставалась действительно Церковью, а не превращалась в самочинное сборище, только присваивающее себе это название. А для этого Церковь должна быть такой, какой указала ей воля Божия в самом церковном учении. Все ее права, устройство, действия определяются не произвольно, а ею самой, в ее вселенском чествовании. Такую-то Церковь, самостоятельную, живую, имеющую главой своей Христа, Монарх только и может желать видеть в своей стране не только как верующий, но и как Государь. Таким образом, и по личной вере Монарха необходимо соблюдение и охрана прав Церкви, ее самостоятельное существование. Только такая Церковь есть действительная, и, стало быть, полезная с точки зрения верующего, ибо при самовольном искажении Церкви ничего нельзя ждать от Бога, кроме наказания.
Мы здесь, таким образом, видим первую общественную организацию, живое и самостоятельное существование которой необходимо для государства. Нуждаясь в самостоятельном существовании Церкви и в то же время встречаясь с ней во многих делах, соприкасающихся с государственным строением, монархия, очевидно, должна во всех таких случаях строить государственное дело на основе, даваемой Церковью. Это единственный выход, так как ни соперничества, ни вражды, ни подчинения Церкви государству, ни обратно превращения государства в Церковь Монарх в собственных государственных интересах не может ни желать, ни допустить.
Необходимость этого вывода становится еще яснее, если мы религиозные соображения верующего переведем на язык простого рассуждения. Действие Церкви, с рассудочной точки зрения, сводится в широком смысле к воспитанию личности.
Церковь воспитывает народ, дает ему высшее нравственное миросозерцание, указывает цели жизни, права и обязанности личности и вырабатывает саму личность применительно к достижению этих целей жизни, исполнению обязанности и пользованию правами. Эту свою великую работу Церковь выполняет лишь в той мере, в какой остается сама собой, подчиненная своему собственному, а не какому-либо иному духу, и, наконец, имея в своем распоряжении необходимые способы действия. Все это, вместе взятое, и означает, что Церковь должна быть самостоятельной и влиятельной силой нации. Только как таковая она и может быть нужна для государства, а стало быть, государство, желая пользоваться благами, создаваемыми Церковью, вынуждено по необходимости сообразоваться с ее советами, а не пытаться переделать ее по-своему, ибо из этой попытки, при успехе ее, никакой пользы получить не может, и все усилия, направленные в эту сторону, в лучшем случае составляют даром потраченное время и средства, а в худшем, то есть в случае «успеха», грозят уничтожить самый источник нравственного бытия нации.
Таким образом, в некоторых отношениях государственное строение приходится по необходимости основывать на той живой, самостоятельной организации народа, которую создает Церковь. Эта организация охватывает по преимуществу духовное существование народа, все то, в чем он религиозно-нравственно воспитывается, начиная от детских лет и кончая последней минутой жизни, ибо, по совершенно правильной точке зрения Церкви, вся жизнь человека есть непрерывное воспитание, не прерывающаяся никогда выработка его. Воспитательное действие Церкви проникает, таким образом, очень глубоко в национальный организм, входя в действие множества учреждений, по существу уже не церковных, а социальных, но соприкасающихся с Церковью в необходимом для них нравственном духе. Церковь посредством прихода, посредством семьи, различных общин (как монашеские и другие), школы, посредством множеств временных соединений верующих стремится нравственно очистить и освятить каждый акт жизни человека.