Румбо
Шрифт:
— Ну что вы!.. — отмахнулся доктор, — всего полтора месяца вы у нас наблюдаетесь: у вашей 3ои ещё живот почти не вспух.
— Да что вы?..
— Да, да, мой милый! Так что, не буду, как говорится, далее задерживать: получите на вахте вещи и ступайте с Богом, хе-хех…
— Да, да… я сейчас, — рассеянно молвил Костя, и вдруг задумался.
Лена достала зеркальце и облизнула губы.
— Что-то спросить хотите? — доктор поднял глаза от заполняемого формуляра.
— Ну, как вам сказать…
— Константин Михайлович, не забывайте: мы с вами теперь — просто хорошие знакомые.
— Ну, в общем, я хотел поинтересоваться. Я сейчас плохо помню, в голове смутно… как случилось, что я женат? Это ненормально: не помнить, как познакомился со своей будущей женой?
— В вашей ситуации, уважаемый, это простительно. Удивительно, что вы вполне помните, как вас зовут. Во время припадков вы ведь на имя своё не откликались. У вас было другое имя: Румбо.
— Имя, и номер кузова. Надо же, бред какой… — Костя посмотрел в окно.
Уже стемнело. До дому доберусь на такси. Здесь совсем недалеко: четыре квартала и площадь.
— Тогда вам так не казалось. Когда полтора месяца назад на дискотеке в клубе это случилось…
— Ефим Тимофеевич, может не надо ему напоминать об этом? — тихо спросила Елена.
— Да, нет, отчего ж… я здоров, и на всё смотрю здраво, — поднял глаза Костя. — Напомните.
Врач замолчал, отпил из стакана воды, прокашлялся:
— Видите ли, Костя… в клубе, где вы и ваши друзья, как сейчас принято выражаться, отжигали, произошёл теракт. Был взрыв, и многие погибли и были ранены. Одну девушку буквально разорвало на куски. И вы потом долго ещё её вспоминали в бреду, говоря о бомбе и о половинах женщины.
— Да, я что-то припоминаю такое смутно… словно приснилось что-то.
— И здание загорелось. И, видимо, вы попали в очаг возгорания. Но каким-то чудом спаслись, выбежали в беспамятстве на козырёк подъезда и нырнули рыбкой в открытый люк цистерны с водой.
— Это могла быть и цистерна с бензином, — улыбнулась Лена.
— И вы чуть не утонули в этой цистерне, — посерьёзнел Ефим Тимофеевич. — Но ваша 3оя по случаю находилась на пути к клубу, когда прогремел взрыв. И она подбежала к выходу и видела, как вы выбежали из окна и прыгнули, а за вами прыгнул ваш друг Митя. Вам повезло гораздо больше. Митя был уже практически без кожи. Его спасти не удалось.
— Так вот как всё случилось… — прошептал Костя.
— Когда вы попали к нам, обстановка в городе резко осложнилась, — врач встал, подошёл к окну. — Некие экстремистские силы оказались замешаны. Этот взрыв был лишь поводом для серьёзных волнений. Оказалось, что некая политическая группировка заинтересована в этом, чтобы сбить цену на акции ряда местных нефтяных компаний. И началось страшное. Мэр города и еще ряд важных лиц были взяты в заложники и позднее расстреляны.
— Вы знаете, — прервал его вдруг Костя, — мне почему-то упорно кажется, что мою жену звали не 3оя, а… Марина. Это нормально?
— Как увидишь её, так сразу и вспомнишь, как звали! — улыбнулась Лена, — вспомнишь, как на свадьбе я вас фотографировала, в ЗАГСе, в комнате с красными стенами…
— С красными стенами?
— У вас был глубочайший обморок, сродни комы, — с переигранным трагизмом пояснил доктор, — и вы окостенели как кататоник. Хотя вы и не знали ещё всех кровавых подробностей, и что за ними последовало.
Лена раскрыла журнал и стала заполнять какие-то графы.
— Вы умудрились уйти от нас во время комендантского часа. В бреду, в беспамятстве. Был пересменок, а Гаврило, подлец, уснул. И упустили вас. И вас чуть не убили. Сбило машиной. Хорошо, что вскользь задело. Сначала было подозрение на перелом шейки бедра, но, слава Богу, не оправдалось. К нам в больницу стали поступать раненные. Власть захватили повстанцы и принялись наводить свои порядки. Второй ваш друг, Валерий, тоже погиб в перестрелке.
— Вот это я не знал… — вытянулось лицо у Кости.
— И не только он. Многие из ваших клубных друзей погибли. Их предали. Загнали в подвал одного здания — там была многоярусная подземная парковка — и устроили там засаду. Говорят, что кровь стекала ручьями, и её смывали потом из шлангов для мойки машин. И тогда оккупанты восторжествовали. Им сам чёрт был не брат. И стали лютовать. Вешали людей прямо на улицах. Я сам лично видел рекламный щит «Росно», а на нём — семеро висельников. Но постепенно страсти улеглись: народ новую власть в основной массе своей принял и вынес, как говорится, вотум доверия.
— А я?..
— А ты бредил. Опять убежать пытался, — с укоризной посмотрела Лена. — говорил, что сядешь на поезд и поедешь домой. Хотя 3оя тебя навещала. А ты говорил ей про этот поезд. Что, мол, пора на вокзал.
— Но мне кажется, что тот факт, что волнения в городе, наконец, закончились, очень благотворно повлиял! — вмешался доктор, которого так и распирало, — буквально на следующий день после официальной передачи полномочий дела у вас стремительно пошли на поправку. Вас навещал ваш племянник Гриша. Специально приехал из Анапы. Фрукты привозил вкуснейшие. Рассказывал про эту… пустыню с сиреневым песком… забыл название.
— И про тайные захоронения! — перебила Елена, — очень интересно рассказывал, и фотки показал.
— Ещё вас навещала ваша мать, но вы не узнавали её, называя странным именем Бабадятел.
— Мать? А где она теперь?
— Уехала к себе во Франкфурт. Но сейчас 3оя уже сообщила о твоём выздоровлении, и она взяла билеты на ближайший рейс. Так что скоро ты её увидишь. Предвкушаю, как она будет рада…
— А… отец?
— Отец ждёт тебя с нетерпением. При новой власти он стал начальником цеха на мясокомбинате. Только что вступил в должность и очень старается проявить себя на работе с самой лучшей стороны… работает допоздна. Очень переживал за тебя и за 3ою.
— Отец тоже навещал тебя, — вмешалась Елена. — привёз тебе котёнка, но ты страшно испугался его… это было так смешно… буквально шарахался от ужаса, называя почему-то Кроепедом.
— В общем, твоих родственников эти жуткие события, по счастью, обошли стороной, — подытожил Ефим Тимофеевич, выписывая пропуск, — а у многих близкие погибли. И целые семьи погибли. Так что имей ввиду. Большое горе нас всех коснулось. У твоего знакомого Алексея, например, вся семья погибла, а сам он пропал. А потом его нашли: вернее, то, что от него осталось…