Румбы фантастики. 1988 год. Том II
Шрифт:
— Да, ему нельзя жить с нами, для нас он слишком странен, — медленно проговорил Конструктор. Он взглянул в угол экрана: — Но и ты, Бар, ведь и ты был оранжевым. Тебе ли не знать, чего мне стоило отстоять тебя перед прежним Советом. Так почему ты жесток сейчас, когда сам стал членом Совета? Неужели ты не понимаешь, что, изолировав Оранжевого, мы навсегда погубим его?
— Мне здесь душно, — сквозь зубы процедил Бар. — Понимаешь?! Я управляю этим миром, но мне он не интересен. Не ин-те-ре-сен, — по слогам повторил он и неожиданно сорвался на крик: — Душно мне! И я не хочу, чтобы и этому чудаку, который пришел слишком рано и не туда, было так же душно и плохо, как мне! — И немного спокойнее: — Ты заблуждаешься, полагая, что
— Но в будущем могут забыть о нем, или никогда не вспомнят, — вставил Конструктор.
— Но он и сейчас никому не нужен! — холодно одернул Бap. — я отдал приказ!
«Так вот чем вызвана его решимость?! — с отчаянием подумал Конструктор. — Вот чего я не смог разглядеть в Баре. Жестокость ради блага?.. Его не спасло даже властвование над обществом. А я, старый чудак, додумался до простейшего — борьба члена Совета за лидерство — и этим успокоил себя. Неужели я обрек свой клон на страшные муки раскаяния? Раскаяния существованием?..»
— Это убийство, Бар, — тихо сказал он вслух. — Ты не сделаешь этого…
Он уже обреченно глядел на Оранжевого и прощался с ним. Он прощался не с моделью, а с чем-то дорогим, без чего жизнь не имеет продолжений — не имеет смысла продолжаться. Он вычеркивал из своей памяти события последних пятнадцати лет. Тех роковых лет, что окончательно состарили Конструктора. Не телесно. В Колонии все выглядели на один возраст, хотя одних называли мальчиками, других… впрочем, в других всегда был один Конструктор. Но последние годы, отданные воспитанию Оранжевого, он вырывал из своей памяти. Страшна не физическая старость, а старость ума. Сейчас ум Конструктора потерял вдруг жадность к жизни и оказался бессильным понять Бара в его жестокой благотворительности.
С какой-то отстраненностью он наблюдал за колонистами на побережье. Он видел, как специалисты Службы Безопасности грубо подхватили под руки упирающегося Оранжевого и чуть не волоком потащили его к городу.
— …А вы знаете, почему камни разноцветные?!
— Благодаря разноструктурной композиции… — начал было Вит, уныло плетущийся следом за охранниками. Он впервые не выполнил приказа, если не считать конфуза с Женщиной, и был глубоко подавлен этим.
— Вот и нет! — воскликнул Оранжевый. — Они такие потому, что просто… разные! — Он перестал упираться и гордо вскинул голову.
Оранжевый оглянулся на Вита. Ошарашенный тавтологической информацией, Вит остановился и застыл с раскрытым ртом, не в состоянии разобраться в абсурде. Потом он дернулся всем телом, — обычная реакция при срабатывании защиты мозга от перегрузок, — взгляд его стал более осмысленным. А Оранжевый усмехнулся и, отвернувшись от беспомощного Помощника Конструктора, засмеялся. Открыто и счастливо, по-детски довольный проделкой.
Он шел между охранниками, гордый своим внутренним превосходством перед ними, перед совсем сникшим Витом. Его превосходство было в том, что только он один видел то, чего не могли увидеть другие. И он смотрел на город, словно бросал вызов всем, кто, несомненно, за ним наблюдает, он бросал вызов уверенностью в своей правоте.
— Бар, — тихо позвал Конструктор, — не убивай Оранжевого, этим ты убьешь и меня.
— У нас не принято понятие убийства. — Но я прошу тебя… как сына…
— Мы не люди, — не дал ему продолжить Бар. — Ведь мы только похожи на них. — Он помолчал, глядя немного в сторону, видимо наблюдая за Оранжевым на своем экране. — Я признаю, что ты создал меня, — продолжил он, все еще глядя вбок, — но я не могу считать тебя отцом, как это принято у людей. Я твой клон, а не сын. Потому повторяю, что мы не люди, а простое
— Ты лжешь! — сказал неожиданно резко Конструктор. Лицо Бара в удивлении вытянулось, и как-то разом пропала в нем отчужденность. — Ты не можешь быть мной, хотя бы потому, что ты, а не я решаешь судьбу Оранжевого. И решаешь ее по-своему. В твоих силах и полномочиях — не испрашивать у меня совета, потому как ты уже создал себе превосходство, заручившись поддержкой не только колонистов, но и членов Совета. Так зачем ты меня убеждаешь, зачем оправдываешься передо мной? Из-за того, что я создал тебя, или?..
— Затем, чтобы понять тебя, — сказал Бар. — Я не верю, что, подражая человеку, мы станем когда-либо людьми. Потому что все ошибки клонов уже заранее включены в каждую клетку организмов следующих поколений. И из клетки клона Навигатора уже не выйдет клона Пищевиков. Не получится из Оранжевого человека. Тогда зачем он? У нас попросту не существует движения вперед — каждое новое поколение есть продолжение жизни одной синтетической особи. Ты мне возразишь?..
Ни следа не осталось в голосе Бара прежней уверенности и безапелляционности, что-то надорвалось в нем.
— Это вопрос? — осторожно поинтересовался Конструктор. Бар промолчал: он исподлобья смотрел на Конструктора, упрямо поджав губы.
— Ты слышал разговор Оранжевого с моим помощником? Про то, что нужно узнавать новое? — Бар сдержанно кивнул. — Так вот, чтобы узнать новое, нужно быть к нему готовым. Только при этом условии оно будет замечено и оценено. Ты готов?..
— Я задал тебе вопрос.
— Хорошо, слушай, — после паузы, с вызовом произнес Конструктор. — Слушай!.. Я уже сейчас готов назвать тебя, твоего брата… Не возражай, брата!.. Я могу назвать вас людьми!.. Потому что я вижу в вас много черт и особенностей, свойственных только людям. — Бар недоверчиво усмехнулся, но Конструктор продолжал, будто и не заметив усмешки — В тебе я вижу философичность, попытку осмысления сложных абстрактных проблем и ситуаций. Инициатива твоя исходит не из приказов и команд, а из потребности познавания себя в этом мире. Эта потребность только твоя, ты выработал ее сам… А в Герии, — голос Конструктора потеплел, — я вижу мягкость, доброту, тонкое понимание. Мне кажется, что я смог вложить в него душу. И эти различия в вас существуют, несмотря на то, что вы из одного клона. А по всем приведенным тобой доводам, вы должны быть во всем похожими на меня. Не так ли?.. И, кстати, где Герий, я и ему хочу сказать об этом же.
До Бара, видимо, не сразу дошел смысл вопроса: он смотрел куда-то вниз, погруженный в свои мысли. Конструктор снова спросил про Герия. Бар медленно поднял глаза и сказал:
— Герий не поддержал меня. Он сказал, что ты более прав, чем я.
— Но остальные поддержали тебя, — уточнил Конструктор.
— Они только поддержали мою логику, в этом ты прав. Алгоритм же был несложен…
— И все же Герий не подчинился алгоритму? — Бар неопределенно пожал плечами. — Значит, он оказался выше той логики, которую навязывал ему и остальным ты? — Бар поморщился. — Да, навязывал! — хлестко повторил Конструктор. — Потому что ты много совершеннее Машины и можешь сам, без особых усилий, управлять ею… как это нужно для тебя. А вот люди, создавшие Программу, были мудрее. Программа ими была составлена для машин. Но если ты оказался совершеннее машины, значит, ты вышел в область надпрограммного. Люди не навязывали нам быть во всем похожими на них — это просто невыполнимо, но нам оставлено право называть себя как угодно, лишь бы при этом мы были человечны. А Программа — это лишь… как тебе сказать?.. учебник. Да, именно учебник, из которого мы должны почерпнуть основу, чтобы затем выйти на уровень самоопределения. Даже у Вита такая основа имеется — он мыслит.