Рунная птица Джейр
Шрифт:
– Слушаюсь, ваша светлость. – Болак гибкими нервными пальцами поправил массивную герцогскую цепь на груди Игана., отступил на шаг и с видом художника, наложившего последний мазок на картину, провозгласил. – Туалет его светлости окончен!
Иган оглядел себя в зеркале. Так и должен выглядеть великий герцог – великолепно. Черный бархат, шитый серебром и украшенный алмазами (все-таки траур по несчастному погибшему братцу, ха-ха!) ему очень к лицу. Креповая повязка на рукаве камзола, конечно, немного не вписывается в ансамбль, но приличия надо соблюдать. Пусть выборщики видят, что принц Иган скорбит. Хотя – какое это теперь имеет значение?
Иган еще раз коснулся пальцами царапины на шее. Она отозвалась слабой болью. Цирюльник был неосторожен – или…?
Плевать,
Улыбнувшись, Иган развернулся на каблуках. Придворные немедленно склонились в низких поклонах.
– Идемте, господа, - самым милостивым тоном сказал принц. – Наши добрые подданные ждут нас.
Зал Совета, ярко освещенный утренним солнцем, был полон. Семьдесят пять выборщиков со всего Кревелога уже ждали его, рассевшись на лавках. А еще Серые братья во главе с Абдарко, клирики и шестьдесят человек депутатов от горожан, купцов и пахарей – по одному от каждого города и повета.
– Его высочество принц Иган, князь Свирский, граф Борович и Ренич! – провозгласил маршал совета и ударил посохом в пол.
Иган прошествовал к креслу в центре зала. Наступившая в зале гробовая тишина показалась ему хорошим знаком. И еще подумал князь, что не испытывает к этим людям ничего, кроме презрения. Выбрались из своих медвежьих углов, где спали в одном зале с курами и свиньями, трескали мерзкие соленые грибы и вонючую чесночную похлебку, да мылись от бани до бани, а теперь вот по дурацкому древнему праву приехали в Златоград герцога выбирать. Милостиво позволить ему, Игану, воссесть на трон, который и так ему принадлежит по справедливости. Еще вчера многие из них голосовали бы против него. Воистину, покойный Рорек в своих смазных сапогах и с вечной косматой бородой был бы костью от кости этого сброда. Но теперь Рорека больше нет, и этим мужланам придется смириться с тем, что новый герцог будет совсем непохож на них самих.
Ему навстречу двинулись сразу двое – седоволосый бородач в крытой атласом куньей шубе поверх дорогих доспехов и совсем еще молодой человек с черными усиками, стриженный под горшок, в кафтане из серебристой парчи. Иган знал обоих – старого Банаша, графа Крешинского, и юного Лаща из Поймы. Банаш был сторонником Игана, а вот Лащ был из тех, кто поддержал бы Рорека…
– Позволь принести от имени всего собрания самые наши искренние соболезнования, князь, - сказал Банаш. – Горько нам было услышать о гибели князя Трогорского и всей его фамилии. И все мы едины в пожелании своем – чтобы ты нашел и покарал подлых убийц, совершивших это черное дело!
– Смерть убийцам! – крикнул кто-то в зале, и собрание зашумело. Иган ожидал, когда стихнет шум.
– Благодарю вас, ваши милости, за соболезнования, - сказал он тихим голосом, но потом заговорил громче. – Благодарю за то, что не оставляете меня одного с моим великим горем, сочувствуете мне и поддерживаете. Пока неизвестно мне, кто совершил это черное злодейство, но кровь моя стынет, когда я думаю, что вместе с несчастным моим кузеном были убиты и его безвинные дети. Только последний лиходей без чести и совести мог совершить такое, и я клянусь, что сполна отомщу за это преступление. Именем Всемогущего клянусь в том перед вами, господа!
– Князь позволит мне говорить? – Со своего места встал хлыщеватый, одетый по последней имперской моде барон Трувес, один из богатейших златоградских магнатов и родственник семьи Боровичей. – Прошел по Златограду слух, что видели в городе не кого-нибудь, а самого принца Эндре, незаконнорожденного сына его светлости Маларда – да упокоится он в мире! Будто воскрес он из мертвых, и в Златограде объявился. Что можешь по сему поводу сказать?
– А что говорить? – Иган выпрямился, сверкнул глазами. – В другой раз я бы потребовал у тебя сатисфакции, любезный родич, за то, что порочишь ты своими речами память дяди моего, герцога Маларда, намекаешь на то, что был дядя покойный супруге своей и моей тетке Малении Боровичевой неверен,
Глава Серых Братьев поднялся со своего места. Высокий, широкоплечий, сухопарый, будто из железного дерева выточенный. Скинул с головы капюшон серого орденского плаща, сверкнул глазами из-под кустистых бровей, обводя взглядом притихших выборщиков.
– Вот, смотрите, добрые миряне, - сказал он, показав зажатый в руке пергаментный свиток.
– Этот донос написал добрый слуга нашей церкви, который разговаривал с человеком, назвавшим себя Хендриком фон Эшером из Глаббенберга. Прочитав этот донос, мы поняли, что Хендрик фон Эшер и есть бастард Эндре, умерший шесть лет тому назад и уже нежитью вернувшийся в наш город, чтобы творить зло. Вняв доносу, Капитул немедленно отрядил группу боевых магов, чтобы разыскать и уничтожить вампира, но демонские силы оказались сильнее, чем мы думали. В схватке с ними погибли и обрели мученический венец заклинатель Братства Лениус Борзак и четверо его людей. Но их смерть не оказалась напрасной: на месте схватки с упырем был найден другой свиток, - тут Кассиус Абдарко извлек тот самый пергамент, который Борзак передал братьям Цырикам и велел бросить у трупа Эндре. – Зло, наполнявшее этот свиток, было так велико, что мне пришлось сотворить над ним обряд экзорцизма прежде чем нести его сюда, в эти чистые стены. Здесь написано: «Я вернулся из могилы, и я буду убивать. Всякий, кто заставил меня умереть, умрет сам. Я начну с моих преступных братьев, а потом и весь Златоград познает мой гнев. Рожденный хвостатой звездой, я выпью жизнь из ваших тел и заставлю вас молить о смерти». На печати оттиск с надписью: «Эндре Немертвый».
Кассиус Абдарко, размахнувшись, бросил свиток под ноги Банашу, и граф Крешинский отшатнулся от него, как от змеи. Иган же, напротив, наклонился и поднял свиток. Губы его искривила недобрая усмешка.
– Воющий волк, - сказал он. – Герб фон Эшеров из Глаббенберга. Если это они стоят за воскрешением моего кузена-упыря, они заплатят за это.
– Вот вам и ответ, миряне, кто мог желать смерти князю Рореку и его семье, - добавил Абдарко. – Это он убил семью князя Рорека, как перед тем убил убогого в этом городе, обезглавив его. Бешеный пес сорвался с цепи, и надо найти его и уничтожить.
Собрание, устрашенное речами инквизитора, затихло совершенно, и в этой тишине послышался спокойный голос барона Трувеса.
– Однако странно, что все это открывается только сейчас, - сказал барон. – Шесть лет об Эндре не было ни слуху, ни духу – и вдруг он появился в Златограде в самый канун выборов великого герцога. Рассчитывал, что мы, добрые слуги нашей церкви и нашего императора, изберем вампира новым герцогом в обход существующих кандидатур? Что-то не верится.
– Никому не известно, что на уме у демона, - ответил Абдарко. – Или барон Трузес сомневается в моих словах?
– Упаси Всевышний! – Трузес замахал руками. – Но уж больно бессмысленно ведет себя этот ваш вампир. Нагло пробирается в город, убивает направо и налево, а потом отправляется к князю Рореку и устраивает в его поместье резню. Какая бы жажда мести, какая бы гордыня не ослепляла этого демона, он не может не понимать, что не быть ему нашим герцогом вовеки! В чем же тогда смысл, святой отец?
– Ты, барон, плохо знаешь мир Темных и то, какие законы действуют в нем, - с нескрываемым презрением в голосе ответил Абдарко. – Посему сядь на место и помолчи. Не для того мы собрались тут, чтобы вести праздные разговоры. По следу вампира уже идут мои самые лучшие охотники, и очень скоро они найдут Эндре. Мы отомстим за невинную кровь князя Рорека и его семьи.