Руны грома
Шрифт:
— Не знаю, сможешь ли, — усмехнулась Ольга. — Знаю тебя немного, но почему-то мне кажется, что больше недели без дела ты не высидишь.
— Правду сказать, не пробовал, но все когда-то бывает впервые. В прежней жизни бездельничать у меня получалось на отлично.
Стрелки, едущие впереди нас, вдруг насторожились и, не произнеся ни слова, подняли оружие на изготовку. Я лишь осмотрел собственное снаряжение и вынул одну ногу из стремени. Случись заварушка, кавалерист из меня никудышный.
— Что встрепенулись?
— Ворота распахнуты, стражи нет, а над башней, вон, с западной стороны, дым
— Ордынцы? — предположил я.
— Нет, — отозвался Савелий, обернувшись, — те бы первым делом дозор послали, конный разъезд. А тут ни души, вот только с холма три обоза сходят.
Мы бы долго еще могли гадать да строить предположения, если бы в какой-то момент под стенами кремля не прогремел взрыв. Тут уж никаких сомнений не было, что это кто-то из моих куражится. Даже догадываюсь, кто именно.
Вырвавшись вперед, рискуя нарваться на копья затаившейся стражи, я проскакал через мост и стал подниматься на Ведьмину гору. От реки нам не было видно, сколько тысяч людей собрались за домами и дворами у ворот детинца. Завидев нас, люди расступились, а некоторые так и вовсе бросились наутек.
По двору крепости свирепо вышагивал Скосарь Чернорук, пугая всех окружающих воронеными механическими приводами на широких плечах. Воевода раскраснелся от крика и гнева. В правой железной клешне он держал увесистую булаву. Тулуп воеводы валялся на снегу, рубаха распорота на груди. По всему видать, пик его бурной речи с разрыванием рубахи уже миновал. Неровной шеренгой перед воеводой стояла вся княжеская рать. С тылов перепуганных вояк теснили стрелки числом всего около десятка, а у крыльца, возле развороченных взрывом дверей, Мартын и Наум тихо мутузили одновременно трех бояр и самого князя Михаила, накинув им на головы их же собственные шубы.
— Хоть один чумазый хряк пасть раззявит, враз зубами подавится! — хрипел Скосарь, держа булаву наизготовку. — Сопли подтирать не научились, а уже на Скосаря дружину копья подняли!
Из дворовых построек, дико гогоча, вывалила орава карагесеков, бесшабашных степняков, которые последнее время вертелись в охранении Новой Рязани. Здоровенные, сильные, проворные карагесеки волокли нехитрую добычу: кто овцу, кто курей, а кто и бабу за волосы.
— Отставить грабеж! — выкрикнул я, подъезжая ближе. — Это как же понимать?! Что за произвол?!
Карагесеки замерли как вкопанные, Скосарь щелкнул переключателем на левой руке и выронил на снег булаву. Мартын с Наумом повалили наземь бояр да князя и уселись на них верхом, как на тюфяки.
— Князь! Батюшка! — Повалился неуклюже в снег на колени Чернорук, растягивая рот в довольной улыбке. — Живой! Здоровехонький! А мы уж было худое подумали да решили с недругом твоим, кровником Михаилом, посчитаться.
— Проще говоря, решили пощипать тутошнюю знать, покуда Орда не явилась. Знаю я вас: разбойниками были, разбойниками и остались!
— Хвала предкам, что ты, свет наш, подоспел, а то б мы…
— Ратникам оружие вернуть, — перебил я его словоблудие, — кого побили, тому подсобить, наворованное воротить! Чуть не опозорили меня, отморозки!
— Послушай, — вдруг спросила Ольга почти шепотом, — их тут всего-то десятка два, три, они что ж, весь город этим числом взяли?
— Нет,
Подъехав ближе к княжеской дружине, стоящей с опущенными головами, я только испепеляющим взглядом прошил Скосаря. Тому хоть бы хны, строит мне невинные глазки. Чудище! Обращаясь к поникшим воякам, лишь немного привстал в седле и толкнул речь:
— Поднимите оружие, воины! Мы вам не враги. Враг не сегодня-завтра у стен встанет. Орда на Руси, да не гостем в города наши идет. Разгоните толпу зевак у ворот, успокойте. Выставите караулы, вышлите дозоры, коли воевать собираетесь. Раздайте оружие всем, кто пожелает город защищать. Остальных по окрестным деревням отправьте. О князе своем не переживайте, погостим у него до вечера, поговорим по душам да уйдем своей дорогой.
Услыхав мои слова о князе, Наум и Мартын, эти два клоуна-переростка, подняли побитого Михаила на ноги, тормоша его, словно тряпичную куклу, накинули на плечи шубу и прислонили к резной опоре крыльца. И с довольными рожами уставились на меня, будто ища одобрения. Вид у князя был потрепанный. Волосы всклокочены, под глазом наливался синяк, бровь отекла, а из носа сочилась тонкая струйка крови. Еще месяц назад я бы разграбил этот город, сжег бы в нем все, что только может гореть, но только не теперь. Ведь именно разорения от меня ждет и без того перепуганная московская знать во главе с Михаилом.
— Не нужны мне, Михаил, ни твои амбары, ни твои цацки золотые, и стол твой княжеский мне не гож. Добро свое, вошь ты чесоточная, от ордынцев нынче попробуй оберечь, может, тогда поймешь, убогий, с кем надо было дружбу водить, а на кого стрелы вострить.
Пока стрелки выпихивали со двора ратников, пока развели лошадей, чтоб покормить, согреть да напоить, Ольга, как клещ, вцепилась в братьев-близнецов, отведя их в сторону. Молчаливые и угрюмые спутники ведьмы в нерешительности топтались посреди двора, не зная, чем себя занять. С опаской поглядывая на бурчащего недовольно Скосаря, ворочавшего своей устрашающей клешней, собиравшего свои разбросанные пожитки, они охотно кинулись на мой зов собираться в дорогу.
Говорить о чем-то ни с самим князем, ни с его боярами я наотрез отказался. Распоряжался на княжеском дворе, как на своем собственном, пока организовывал сборы. Прошлись по купцам, собирая припасы. К слову сказать, за провизию, корм для лошадей и два обоза с упряжками мы честно заплатили. Пришлось лично проконтролировать, помня любителей халявы — близнецов. Им я устроил отдельную трепку. Наедине. В каком-то полутемном углу в одной из княжеских палат. Выслушав поначалу их сбивчивый рассказ о сдаче Рязани.