Руны. Обряды и наследие предков
Шрифт:
С предельной тщательностью был создан архив, в который между тем были занесены карточки на 55 тысяч объектов. При его составлении были использованы новые директивы. В следующем архиве будет иметься около 10 тысяч выписок из древних и современных документов, содержащих в себе описание символов из индогерманского ареала. Смею надеяться, что продолжающееся сотрудничество с народоведческими комиссиями отдельных гау рейха позволит совершить прорыв. У нас только одна цель — Германия!
Глава 3
СИМВОЛЫ
КАК КУЛbТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ
Уже в 1910 году Август Шварзов в «Журнале эстетики и общего искусствоведения» высказал мысль, которая даже сегодня привлекает внимание многих специалистов по символьному орнаменту. Тогда он написал, желая дать некоторые дефиниции: «Имеется несколько исследователей в области этнографии и древней истории, которые не удосужились понять, что изучение орнамента отнюдь не идентично изучению изобразительного искусства. То есть орнамент нельзя трактовать как примитивные попытки отобразить реальность, передать природные вещи как таковые. Любому, кто занимается обработкой собранного материала, надо четко представлять, что в сфере изучения художественной культуры имеют место быть два различных подхода, два свода
Эти идеи, высказанные Шмарзовым, актуальны даже для нашего времени, а потому он помогает нам в борьбе за дело, которое едва ли существенным образом сдвинулось с места за последние десятилетия. У отдела изучения символов [ «Наследия предков»] было всего лишь несколько лет, чтобы начать полноценную восстановительную работу в данном направлении. Еще некоторое время назад было несколько людей, которые разными путями вышли на проблему символа. Но их объединяет то, что они ясно осознают: символы — это наше ценнейшее наследие предков. Если мы хотим постичь историю нашего народа, его веру и обычаи, то мы не можем не нуждаться в них. А еще сегодня этим людям, специалистам по символам, приходится бороться с различными трудностями, в частности с представителями различных научных дисциплин, которые хотят подмять под себя сферу изучения символов. Впрочем, сегодня мы можем определить, где проходят границы этой сферы исследований, а потому мы можем констатировать, что назрела необходимость признать исследование символов самостоятельной научной дисциплиной. Только тогда эти исследования будут независимыми от прочих научных дисциплин, а потому они смогут постоянно совершенствоваться.
Я неоднократно поднимал вопрос: что, собственно, надо понимать под символами? Полагаю, что на этот вопрос можно дать однозначный ответ, если я расскажу о своем собственном «пути к символу». В 1912 году свет увидела книга Филиппа Штауффа о «рунических домах». В то время я находился в рядах молодежного фелькише-движения. Мы с небывалым восторгом стали штудировать эту книгу, пытаясь понять то, что мы могли постигнуть. Автор этой книги находился под сильнейшим воздействием идей Гвидо фон Листа. Было прекрасно, что мы смогли узнать о мудрости наших предков, которая была сокрыта для нас в сплетении балок фахверковых домов. Поскольку Штауфф пытался прочитать каждый из фасадов фахверковых домов как сочетание рун, то на страницах его книги можно было встретить следующие расшифровки: «Помоги, о солнце, которое ведет к арманитскому огненному зачатию, к истинному приумножению рода. Твой заход и твой солнечный путь даст нам солнечный огонь!» Но я не мог согласиться с этим. Когда я занялся изучением строительства, то понял, что едва ли возможно создать деревянную конструкцию, которая могла быть задумана как сочетание рун. На осенних каникулах 1912 года я взял тетрадь для эскизов и направился в Грабфельд, который слыл районом, где было самое большое количество фахверковых построек. Я изучил множество фасадов и смог найти массу деталей, показавшихся мне весьма важными. Это было неоднократно повторяющееся сочетание балок. Это сочетание можно было встретить во всех уголках нашей Родины. Вскоре мне стало бросаться в глаза, что эти знаки могли складываться не только из балок, но и могли быть вырезанными на древесине. Когда я сосредоточился на этом вопросе, то обнаружил, что эти знаки могли повторяться на мебели и домашней утвари. Их могли вырезать или же просто рисовать. Они могли быть выдавлены на кирпичах, нацарапаны на штукатурке. В конце концов, они могли быть вышиты женскими руками. На различных материалах, на предметах, созданных в разной технике, я обнаруживал одни и те же знаки. Мне стало ясно, что эти знаки должны были иметь особый смысл. Они были не просто украшением для утвари и зданий, но обладали высшим значением. Когда же я обнаружил эти знаки на доисторических экспонатах из музейных собраний, то понял, что между этими знаками существовала несомненная преемственность. После войны я вновь обратился к ландшафтам Гарца. Тогда встретился с исследователем, который предоставил символам подобающее место в немецком музее. Это был профессор Ганс Хане, создатель земельного ведомства народоведения в Галле. Само собой разумеется, я нашел множество подтверждений своих идей в работах профессора Германа Вирта (они попали мне в руки несколько позже). Они подтолкнули меня к тому, чтобы я занялся самостоятельными исследованиями и изысканиями.
Самые разные пути ведут к тому, чтобы можно было собрать коллекцию ценнейшего материала. Есть разные пути, чтобы поставить людей перед фактом, — материал, которым доселе пренебрегали, в действительности является ценнейшим наследием предков. Еще некоторое время назад символам отказывали в том, чтобы ими занималась самостоятельная научная дисциплина. Представители многих научных сфер хотели заниматься символами, но исключительно как второстепенной отраслевой темой. Они не были в состоянии увидеть полноту картины, охватить весь Север, поскольку были увлечены «классическими» странами. Нельзя отрицать, что в деле изучения символов есть отдельные прорывы, но они раньше были рассеяны по многим научным дисциплинам. Теперь же они входят в круг задач, которые стоят перед обособленным изучением символов. Мы не можем не упомянуть имя пионера в деле изучения символов, которое велось с позиций фелькише. Это профессор Эрих Юнг, который в своей книге «Германские боги и герои в христианское время» указал на попытки всевозможных «унификаций». Он указал на христианизацию, в ходе которой германским обликам придавался вид святых. При этом он указал на то, что поиском изначального пласта ни в коем случае нельзя заниматься с позиций «истории искусства».
Отрадно, что появившаяся в 1922 году книга претерпела несколько переизданий. Сейчас мы имеем
Весьма характерно, что приведенный выше церковный запрет являлся не первой и не единственной попыткой ограничить символы на немецкой земле. На научном конгрессе «Дом и двор», который в 1936 году проходил в Любеке, я впервые затронул проблему символов в своем докладе «Символы и германский дом». Сразу же после этого определенная сторона заявила протест по поводу того, что я хотел сделать исследование символов самостоятельной гуманитарной научной дисциплиной. Если же мы посмотрим на ранненемецкие церковные строения, то обнаружим, что спустя 100 лет, как был издан запрет, эти символы нашли свое применение в убранстве храмов. В церквях сохранился невообразимый материал, который надо планомерно искать, собирать и систематизировать. Естественно, при этом возникнет вопрос: как могло произойти, что в сугубо церковных строениях находятся многочисленные объекты, которые нельзя назвать даже христианскими? Это является всего лишь доказательством того, что церковь не могла искоренить в германских зданиях древние знания, в противном случае она не стала бы терпеть их на протяжении веков в своих собственных сооружениях. Через всю раннегерманскую (романскую) архитектуру мы можем проследить символы, которые нашли свои отзвуки в раннеготическом зодчестве. Тогда символы продолжили свою жизнь в ажурном орнаменте. По своей форме и размерам они были больше, нежели символы в жилых домах. Из папского письма мы узнаем, что строители должны были быть предоставлены сами себе. Так и должно было произойти, если главным было намерение построить большое количество церквей. В итоге можно было смириться с тем, что на церковных стенах строители отражали мир своих идей. Символы проявлялись в каменных узорах, в обрамлении колонн. Повсюду можно было найти знаки, издавна знакомые германцам.
Всевозможные указания на символы и символические понятия можно найти на страницах наших народных книг. Самый богатый материал дает «Корабль дураков» Себастьяна Бранта. Эта поэма еще ждет своего часа, чтобы стать объектом полномасштабного изучения. Обширный материал можно почерпнуть через изучение германских говоров и диалектов, в которых сохранились символьные обозначения. При этом подразумевается вовсе не цветовая или цифровая символика, а изначальные наименования символов. Например, в окрестностях Любека сплетение балок над полукруглыми воротами часто называется «крестьянским танцем». Сплетении балок всегда напоминает какой-нибудь символ, однако оно мало походит на танец. В данном случае можно провести параллели с доисторическим каменным сооружением, которое было названо «каменным танцем». Между этими двумя понятиями находится утраченное знание, которое позволяет говорить о символьности танца как действия. Мы можем найти отголоски этого знания в старых крестьянских танцах (например, в прекрасном шведском крестьянском танце «зюнрос»). В этих танцах сохранились символы, которые могли быть пронесены вплоть за забытой после [Первой мировой] войны кадрили.
Естественно, в народе сохранилось потаенное знание, особенно ярко это прослеживается у немцев, проживающих за границами Германии. Если бы удалось обобщить весь этот материал, то можно было бы выйти на принципиально новый уровень понимания символов. Но в первую очередь мы смогли бы постичь знание крестьянских преданий! От крестьян мы должны получить не только простые вещи вроде подков, но предельно ясные воззрения на душу нашего народа. Но шаги в этом направлении уже были предприняты! Большая часть этих преданий в свое время была записана! Сейчас они содержатся в работе, которая ранее упоминалась нами, — это «Краткий словарь немецких суеверий»! В нем содержится настолько большой объем сведений, что эти данные позволят нам вести изучение символов в принципиально новых масштабах.
Мысль о том, что символы более не должны осознанно употребляться, верна лишь отчасти, так как мы вплоть до наших дней находим свидетельства их использования. Известно, что при строительстве новых домов крестьяне из разных мест наносят на них старые знаки. Делается это по причине того, что аналогичные знаки имелись на домах их предков. Сохранение воспринятого наследия предков позволяло сохранить это сокровище даже в наши дни. Кроме этого есть множество примеров активного следования символьным обычаям, в частности, это песчаные узоры в домах Нижней Саксонии. Едва ли можно дать убедительный ответ на вопрос: до какого времени символы использовались осознанно? Я пытался найти ответ в старом Брауншвейге, где тщательнейшим образом сохранилась фахверковая архитектура. Мне удалось выяснить, что в 1622 году (то есть в первые годы Тридцатилетней войны) число используемых символов в значительной мере выросло. Сокращение же пришлось только на конец XVII века. Кажется, что во время невзгод люди вновь вспомнили о древних национальных знаках, и столь же стремительно забыли о них, когда в страну пришли мир и спокойствие. Впрочем, это пример, относящийся к городу. Немецкое крестьянство продемонстрировало более продолжительное следование символьной традиции. Там, где мы могли найти здоровое крестьянское население, то там же обнаруживали использование символов в виде орнаментального украшения дома вплоть до наших времен.