Русь потусторонняя
Шрифт:
Но Павел все еще слышал ее голос, доносящийся из глубины его собственного сознания.
— Я всегда буду с тобой!
— Ты ослабишь контроль лишь на минуту, и я вырвусь наружу!
— Ты мой! Слышишь, Павел? Ты мой!
Он не ответил. Глупо разговаривать с мертвыми… Лишь пожал плечами и закрыл глаза, чтобы открыть их уже в реальном мире. Там, где находилась его материальная оболочка, которой была лишена душа Мраморного.
Первым,
Павел поднялся, чувствуя, как от его движений разбегаются по телу ледяные иголочки холода, впившиеся в него, пока он лежал на холодных камнях. Сколько он пролежал здесь? Сколько в реальности длился этот бой, занявший в его сознании каких-то десять — пятнадцать минут.
Неподалеку, чуть выше по спускающейся к реке тропке, лицом вниз не подавая признаков жизни, лежала Лена. Как и предполагал Павел, ее правая рука была загипсована и плотно прибинтована к телу… Значит главарем той банды подростков действительно была именно она.
Идя к ней Павел не испытывал сожаления. Приятные воспоминания от близости с этой девушкой стерлись, смазались, закрашенные совершенно другими эмоциями, главенствовало среди которых презрение. Презрение к человеку, подчинившемуся черной душе Мраморного, выполнявшего его поручения. Какими были эти поручения до того, как в город приехал он, Павел и вообще не хотел думать.
Подойдя ближе он увидел, что здоровая рука девушки сжимает нож. Не кухонный нож — любимое оружие домохозяек во второсортных фильмах ужасов, а настоящий охотничий нож, с которым впору идти и на медведя. У Павла не было сомнений относительно того, кому он предназначался.
Ногой отправив нож в реку, Павел поднял Лену за шиворот, будто котенка, и поставил на ноги, крепко взяв за плечи.
— Подъем, красавица! — крикнул он ей в ухо, отвесив легкую пощечину для бодрости, — Пора вставать.
От удара голова девушки дернулась в сторону, и она слабо застонала, бессвязно бормоча что-то себе под нос.
— Еще раз говорю, подъем!
Лена, наконец-то открыла глаза и, увидев держащего ее Павла, с минуту смотрела на него не отрываясь, а затем вполне искренне, без всякого притворства, разрыдалась, порываясь даже уткнуться носом в его рубашку.
— Ну, ну, — сказал он, встряхивая ее, — Не реви. Не поможет. Впрочем, тебе и помогать-то не за чем. Убивать я тебя не стану, теперь ты уже ничего не значишь без своего хозяина. В милицию сдавать за нападения на меня — тоже не буду, на кой мне такой развлечение? Так что просто встань, наконец, твердо на ноги, и топай отсюда.
— Паша, прости меня! — сквозь рыдания проговорила она, — Я шла тебя убить! Оно приказало мне!
— Да знаю я, — вздохнул Павел, — Видел, с каким тесачком ты на меня шла.
— Прости! Оно заставило меня это сделать! Я не могла сопротивляться!
— Ты мне еще скажи, что трахалась ты со мной по его приказу? — презрительно усмехнулся Павел.
— Да… То есть нет! Оно приказало мне войти к тебе в доверие. Узнать все, что знаешь ты. Но потом я…
— Передумала? Решила играть сразу на два фронта, чтобы потом примазаться к победителю?
— Нет! Я люблю тебя!
Павел смотрел на нее в упор несколько секунд, а затем, подобрав с земли свое оружие, просто зашагал по тропинке наверх.
— Паша, постой! — крикнула она ему вслед, — Я правда не хотела! Оно заставило меня! Я люблю тебя! Я хочу быть с тобой! Теперь все кончилось, ты, ведь, убил его?! Да, убил, я знаю. Иначе Оно заставило бы меня довести дело до конца. Теперь город будет другим! И я буду другой! Останься здесь, пожалуйста!
— Здесь — значит с тобой? — остановившись, но не оглядываясь спросил Павел.
— Да! Я правда люблю тебя!
— Тех, кого любят, не идет убивать.
— Оно заставило меня!
— Оно пыталось и меня заставить сделать много всего. Но я, почему-то, не сделал этого.
— Ты другой, Паша!
— Я такой же, как и ты, — сказал он, обернувшись к ней. — Каждый волен выбирать свой путь сам. Я выбрал свой. И Наташа Кузнецова выбрала свой. Она убила свою мать, спасая ее от того, кому ты подчинялась. Но ты выбрала другой путь, послушалась приказов Тьмы. Твой путь никогда не будет лежать рядом с моим. И моли Бога о том, чтобы они никогда не пересеклись.
Он вновь зашагал вверх по тропе, запрещая себя слышать ее рыдания. А потом… Быть может ему послышался плеск упавшего в воду тела, а, быть может, и нет. Но он не стал оборачиваться, чтобы узнать это.
Где-то в глубине его души Мраморный продолжал нашептывать:
— Я вырвусь, стоит тебе лишь на секунду потерять контроль. Маленькое зерно Тьмы в твоей душе, и я смету воздвигнутое тобой надгробие…
И Павел не собирался терять контроль ни на секунду…