Русь против Хазарии. 400-летняя война
Шрифт:
Дальнейшее описание боя в исполнении Ибн Мискавейха вызывает лишь улыбку!
«После того как они приступили к выполнению этой хитрости, Марзубан и его войска выступили вперед. Вышли и русы, начальник их сидел на осле; вышли и воины его и построились для битвы. Вначале все шло как обычно. Побежал Марзубан, побежали и мусульмане, и русы стали преследовать их». Все шло как обычно!
Вот такой был последнее время привычный для обоих противников порядок боя!
Правда, в этот раз бегство было запланировано заранее, и график его прохождения утвержден лично вождем. Но не все оказалось так просто, как оно выглядело на бумаге. Преследуя врага, русы уже миновали место устроенной им мусульманами западни, а «воины
Было понятно, что если воинство не остановится, то вся затея правителя погибнет, а вместе с ней и те, кто сидел в засаде, ибо надежды на то, что они одни справятся с русами, не было никакой.
Ситуация становилась критической. У Марзубана оставалось последнее средство – броситься в гущу беглецов и остановить свое воинство, а затем личным примером увлечь за собой в атаку. Так он и поступил.
«Тогда устыдилась большая часть дейлемитов, и они возвратились, мы снова напали на русов и закричали (условленный знак) засаде. Вышли тогда те, кто был сзади русов, мы устояли в битве с ними и убили из них 700 человек. Среди убитых был и начальник их». Количество убитых русов оставим на совести автора. Он хоть араб и ученый, но либо сильно доверчивый, либо у него проблемы с точными науками. По крайней мере со счетом, ибо сразу видно, что предпочтение свое он отдал наукам гуманитарным.
Если кто из начальников и погиб, так это точно не Свенельд. А вот если это был родственник Игоря, то тогда вполне объяснимым становится злорадство Ибн Мискавейха. Однако имя погибшего не указано, а потому определить, кто же это был такой, уже нет никакой возможности. «Оставшиеся (в живых) ушли в крепость, где они поселились и куда свезли в большом количестве пищу и много запасов и где поместили они своих пленников и свое имущество».
Потери русов от болезней и сражений становились все более ощутимыми, а теперь к этому добавилась еще и потеря вождя. Скорее всего, именно после этого столкновения между дружиной и войсками Марзубана изменилась и сама цель похода. Теперь, после таких потерь, не могло быть и речи о том, чтобы удержать город за собой. Нужно было готовиться к отходу. А для этого необходимо было набить ладьи добычей, иначе терялся смысл всего похода. Зачем, спрашивается, ходили?
С этого момента гридни с воеводой затворились в городе и, укрывшись за толстыми стенами от неприятеля, уже не покидали его.
«В то время как Марзубан находился с русами в состоянии войны и не мог взять их военной хитростью, а только осадой, пришло к нему известие о выступлении Абу-Абдуллаха Хусейн ибн-Саида ибн-Хамдана в Азербейджан, о прибытии его в Сальмас и о соединении его с Джафаром ибн-Шакуией Курдом, который был во главе хадаянитских отрядов».
Ситуация для правителя Бердаа, мягко говоря, осложнилась.
Ведь кроме засады, ничего более хитрого стратег Марзубан в борьбе с русами придумать не сподобился. А о том, чтобы брать город штурмом, он и мечтать не мог, поскольку высоту и толщину его крепостных стен знал лучше других. Русов он и в чистом поле одолеть не смог, а уж если дойдет до боя на стенах…
А тут еще новая напасть. Почуяв его слабость, объединились против Марзубана и другие отчаянные головорезы, жаждущие добычи и власти. Всем захотелось оторвать по куску от его пирога.
«Марзубан вынужден был оставить против русов одного из своих военачальников во главе 500 дейлемитов, 1500 курдских всадников и 2000 добровольцев, а сам отправился в Авран, где и встретил Абу-Абдуллаха».
Может быть, для него это был наилучший выход. Правитель отправился воевать с тем, кто был ему по силам, оставив своих военачальников самих разбираться с ситуацией под Бердаа. Хотя о том, чтобы овладеть городом штурмом, даже речи не было, так, в блокаде подержать.
А в городе по-прежнему было неспокойно. Несмотря на неоднократные предупреждения новой власти, чернь все не унималась, играя на нервах захватчиков, и тогда «возвестил глашатай русов: «Не должен оставаться в городе ни один из жителей его». Дали мусульманам отсрочку на три дня от дня этого объявления. И вышли все, у кого только было вьючное животное, которое могло увезти его, жену и детей его. Таких ушедших было немного. Пришел четвертый день, и большая часть жителей осталась».
Видимо, они не поверили в серьезность угроз и за это жестоко поплатились. Русы предоставили им шанс спасти свои жизни, благородный жест был отвергнут, и тогда пришельцы вновь показали им свое истинное лицо. Лицо воина-победителя, который находится в чужой и далекой ему стране. «Тогда русы пустили в ход мечи свои и убили много людей, не сосчитать числа их». Гридни Свенельда закипали от ненависти. Ненависть уже давно требовала выхода, жгла грудь и, наконец, прорвалась наружу. Устав держать нервы в кулаке и изъясняться словами, дружина преподала местному населению наглядный и кровавый урок. На улицах города появились «охотники за головами». Огромные, как башни, силачи, с угрожающе перекатывающимися буграми мышц, не ведавшие ни сочувствия, ни жалости, устроили жестокое избиение черни, карая смертью всякую попытку сопротивления. Зрелище было страшное. Беспощадная, яростная экзекуция отзывалась лишь пронзительными и бессильными криками в затхлой нищете скученных восточных закоулков.
Теперь, когда на улицах Бердаа ручьями лилась кровь их единоверцев, а не знающий усталости меч руса карал направо и налево, не разбирая вины и пола, мусульмане уже не спешили попасться русам на глаза. Наоборот, каждый из них предпочитал укрыться понадежнее, забиться в уголок и переждать нежданную грозу.
Это было первое карательное действие, направленное на жителей города, однако далеко не последнее, суровое, но действенное. После этого ничего и никому уже объяснять было не нужно.
«Когда убийство было закончено, захватили они в плен больше 10 000 мужчин и юношей вместе с женами, женщинами и дочерьми.
Заключили русы женщин и детей в крепость внутри города, которая была шахристаном этих людей (русов), где они поместились, разбили лагерем свои войска и укрепились. Потом собрали мужчин в мечети соборной, поставили к дверям стражу и сказали им: «Выкупайте себя».
Началась тактика выжженной земли. План русов закрепиться в регионе потерпел крах, теперь им нужно было спешно пополнять свои кошельки, чтобы вернуться домой не с пустыми руками.
Сначала дружина прикинула, во сколько оценить голову потенциально здорового правоверного мужчины. А как только расценки были установлены, то сразу начались торги.
«Был в городе христианский писец, человек большой мудрости, по имени Ибн-Сам’ун; поспешил он с посредничеством между ними. Сошелся он с русами на том, что каждый мужчина из них (жителей Бердаа) выкупит себя за двадцать дирхемов. Согласно этому условию выкупили себя наиболее разумные из мусульман, остальные отказались и сказали: «Единственно, чего желает Ибн-Сам’ун, это уравнять мусульман с христианами в уплате джизьи».
Исходя из слов Ибн Мискавейха, можно сделать вывод, что большинство мусульман повели себя неразумно. Они во всем видели лишь покушение на свою религию, на свои права и упорно не желали называть вещи своими именами. Их тупое упрямство уже не давало положительного результата, скорее даже наоборот. Своим поведением они только провоцировали русов. И этой цели они добились с лихвой. Видимо, не слышали горожане старинной русской поговорки: «Не буди лихо, пока оно тихо». А потому и не заметили, что лихо уже просыпалось, уже продирало глаза и сладко потягивалось. Совсем скоро оно встанет во весь рост, и вот тогда жителям Бердаа мало не покажется.