Русь против Хазарии. 400-летняя война
Шрифт:
Конные дружины схлестнулись в жестокой рубке. Удача сразу же отвернулась от Олега и его воинства. В первой же сшибке от сильного копейного удара князь Борис вылетел из седла и тут же был затоптан копытами коней своих же, мчавшихся позади него, дружинников. Такой быстрой и нелепой смерти молодого князя никто из его людей не ожидал. Битва еще не успела начаться, а одна из сторон уже осталась без своего предводителя. Такого расклада Олег с воеводами даже предположить не могли! Дружинники растерялись, опешили, осадили коней и затоптались на месте. Ситуация сразу стала критической и могла обернуться полным крахом. Воеводы изо всех сил старались сплотить вокруг себя гридней, но им нужен был князь. Чтобы ободрил воинов и снова повел их в бой.
Что-то предпринимать нужно было немедленно. Малейшее промедление грозило катастрофой. Олег понимал, что гибель
Потянув из ножен меч, Олег приказал трубить атаку, и монолитный строй его дружинников обрушился на пешее киевское воинство. Пехоте всегда тяжело противостоять тяжелой коннице, особенно профессиональной. Какое-то время ратники Изяслава сдерживали натиск, а затем начали отступать. Видя, что его пешая рать вот-вот побежит, Изяслав велел своему сыну Ярополку с киевскими гриднями обойти полки Олега и ударить им в тыл. Остановив своего рысака гнедой масти прямо посреди сечи, Изяслав тяжело спрыгнул с коня и, взяв в руки громоздкий боевой топор, который не каждому было по силам поднять, отправился в самую гущу сечи. Туда, где отчаянно напирала вражеская пешая рать.
Появление в первой шеренге бойцов самого киевского князя быстро изменило настроение воинов. Был Изяслав ростом высок, плечист, и силушкой бог его не обидел. Могучий, грузный, повадками похожий на медведя и гнувший руками подковы, он один мог изменить ситуацию на этом участке боя. Страшными ударами князь громоздил вокруг себя вражеские тела, с одного замаха раскалывая щиты и головы, разрубая шишаки да панцири, отсекая конечности. Жилы на его шее вздулись, а лицо стало багровым от напряжения, но он, не останавливаясь, не переводя дыхание, вел свою кровавую охоту. Олеговы ратники шарахались в разные стороны от такой машины для убийства. А исполин в забрызганных кровью и грязью доспехах, утробно рыча, упорно продвигался вперед, ведя в атаку своих бойцов. Смяв вражескую пехоту, пешая киевская рать врезалась в ряды конных дружинников Олега, и те подались назад. Теперь бой кипел всюду. Строй был потерян. Всадники и пешие воины смешались в общую свалку. Изяслав, увлеченный боем, глубоко вклинился в неприятельские построения. Он видел страх в глазах простых пешцев, видел, как они избегают встречи с ним лицом к лицу, очевидно понимая, что на этом поле он и есть сама смерть. Это была его охота. И Изяслав продолжал прокладывать свой кровавый путь, не зная ни усталости, ни жалости. Казалось, что нет на земле силы, способной остановить его, способной принять его вызов. Но тут один из вражеских всадников, в разодранной в клочья кольчуге, оставшийся без щита, но еще хранящий боевой пыл, подъехал к нему сзади и нанес короткий, сильный, стремительный удар копьем в плечо. Тяжелое обоюдоострое перо пробило панцирь, кольчугу и глубоко вошло в тело. Изяслав грузно рухнул лицом в вязкую холодную грязь. Рухнул, разбрызгивая по сторонам черные, как вороново крыло, комья и роняя наземь свой громадный боевой топор. Упал, чтобы уже никогда не подняться.
И натиск киевлян замедлился.
Но в этот момент в тыл полкам Олега ударили гридни Ярополка, а переяславцы Мономаха сумели наконец опрокинуть дружину Бориса и погнали ее прочь с поля. Вот тут воины Олега дрогнули. Дружинники стали разворачивать коней и убегать с места сражения, пехота какое-то время отбивалась, а затем, бросая оружие и стяги, также обратилась в бегство. Видя, что все кончено, Олег бросил в ножны свой окровавленный зазубренный меч и, уповая теперь лишь на резвость коня, покинул поле битвы. Разгром был полный, большая часть воинства мятежных братьев была перебита или попала в плен – «а прочие либо побиты, либо пленены» (В.Н. Татищев).
Пока победители скорбели по погибшему киевскому князю и делили добычу, Олег стрелой летел на юг, надеясь укрыться в Тмутаракани, где княжил его старший брат Роман Святославич: «и побежал Олег с небольшой дружиной, и едва спасся, убежав в Тмутаракань» («Повесть временных лет»). В Тмутаракани беглеца приняли со всевозможным почетом, и брат Роман сразу же обозначил перспективы их ближайшего будущего: оружие не складывать, мира с родичами не иметь, а поднять половцев и идти на Русь добывать себе удел. Хотя бы тот же Переяславль отобрать у Всеволода.
Сказано – сделано, и в 1079 году князь Роман во главе половецкой орды пришел к Переяславлю. Всеволод, который после битвы на Нежатиной ниве стал не только киевским князем, но и сумел наложить лапу на Чернигов, вызов принял. На выручку городу явились киевская и черниговская дружины, но Всеволод не хотел лить русскую кровь, а потому решил действовать хитростью. В «Повести временных лет» об этом написано кратко и емко: «Всеволод же стал у Переяславля и сотворил мир с половцами. И возвратился Роман с половцами назад, и убили его половцы, месяца августа во 2-й день. И доселе еще лежат кости его там, сына Святослава, внука Ярослава». Правда, Татищев существенно дополняет это известие, когда рассказывает о реакции князя Романа на действия союзных половцев: «Роман, видя то, озлобился на князей половецких, что его обманули, из чего учинилась между ними вражда, и половцы убили Романа августа 20-го дня, кости же его лежат и до сих пор там». Князя понять можно, а реакция его на происшедшее вполне естественная, поскольку союзники, мягко говоря, его просто продали. В ответ Роман, наверное, сказал ханам все, что он думает о них и их предках до последнего колена включительно, а те этого не стерпели. Князь погиб, а на Руси одним смутьяном стало меньше.
Но пострадал от своей несдержанности не только Роман. Все это вышло боком его брату Олегу, который в это время находился в Тмутаракани. И вот здесь на сцену выходят хазары. Вот что сообщает об этом «Повесть временных лет»: «А Олега хазары, захватив, отправили за море в Царьград. Всеволод же посадил в Тмутаракани посадником Ратибора». Вот так, коротко и ясно. Татищев же опять сообщает более подробную информацию: «А казары, озлобясь на Олега, брата его, поймали и свезли за море в Константинополь и отдали в заточение».
Вот как бывает – Роман озлобился на половцев, и те его убили, а хазары озлобились на Олега, налетели, повязали и отправили в неизвестном направлении. Если же говорить о хазарах, то это были, скорее всего, потомки тех, кто проживал в Тмутаракани еще до похода Святослава на Восток и, в отличие от своих многочисленных соплеменников, не ударились в бега, а остались на родине. С другой стороны, там однозначно проживали и потомки тех, что бежали в Тмутаракань из разрушенных воинами Владимира хазарских городов, спасаясь от мечей русов. Правда, в данный момент они являлись подданными тмутараканского князя, что и подтверждается информацией Татищева: «Сии казары, по-видимому, подданными были». Поэтому ничего удивительного в том, что в этом русском княжестве проживало достаточно много хазар, мы не видим. Государства нет, а народ остался!
Здесь мы имеем возможность наблюдать довольно интересный исторический парадокс. Дело в том, что, приняв иудаизм, хазары теперь невольно повторяли судьбу своих учителей-иудеев, которые в данный момент так же не имели своего государства, хотя и существовали как народ. Ведь, как мы помним, достаточно много хазар оказалось на Руси, где они и проживали до поры до времени. Воистину, с кем поведешься…
Но нас в данный момент интересует другой вопрос: почему хазары Тмутаракани так озлобились на Олега, что, повязав его по рукам и ногам, отправили в Константинополь? Что им за польза была от этого? И чью волю при этом они исполняли? Бытует версия о том, что это было сделано по приказу византийского императора. Ничего невероятного нет. Прецеденты, когда базилевсы вмешивались в жизнь Тмутараканского княжества, были. И самый показательный из них связан с судьбой князя Ростислава.