Русь против Орды. Крах монгольского Ига
Шрифт:
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул хан Ахмат, – пусть Казимир собирает свои полки, главное, чтобы к августу литовское войско было готово к войне с Москвой. Мои тумены и курени тем временем неспешно двинутся от Волги к верховьям Дона, откуда рукой подать до окских городов. Пусть литовский посол передаст все это Казимиру. Двойной удар с юга и запада непременно поставит дерзкого князя Ивана в безвыходное положение.
Перед тем, как отпустить литовского посла домой, хан Ахмат повелел показать ему бесчисленные табуны лошадей, пасущиеся на приволжских равнинах, огромные становища ордынцев, пестреющие разноцветными шатрами
Самоуверенности хану Ахмату добавляло то, что татары из Ногайской Орды, охочие до любых грабежей, откликнулись на его призыв, приведя под его знамена тридцать тысяч всадников, стремительных, как ураган.
Свои богатства и свой гарем хан Ахмат решил взять с собой на войну, поскольку он опасался, что крымский хан может воспользоваться удобным моментом и бросить свою конницу на Сарай. Обветшавшие крепостные стены Сарая давно уже не представляют серьезного препятствия для врагов. Оставить большой гарнизон в Сарае хан Ахмат не мог, так как беки и эмиры рвались в поход на Москву в надежде на невиданную добычу, никто не хотел оставаться в пыльном Сарае, чтобы охранять город за грошовое жалованье. Столицу Большой Орды хан Ахмат оставил на попечение всего пятисот всадников-кипчаков и полутора тысяч пеших саксин и ясов. Это были воины-христиане, которые сами пожелали постеречь Сарай в отсутствие хана Ахмата и его отборных войск.
«Так вот ты какая, невеста княжеского летописца!» – подумала Ульяна, раскладывая на скамье мягкие льняные тряпки и шерстяную ветошь.
В помощницы Ульяне на сегодняшний вечер была определена девица Матрена, на днях поступившая в дворцовую челядь. Сама Ульяна трудилась в числе прочих дворцовых служанок уже второй месяц. Поступив на эту работу, Ульяна полагала, что уже завтра или послезавтра ей предстоит знакомство с Матреной, внешность которой тщательно описал Якушка Шачебальцев. Однако дни проходили за днями, а черноокая красавица Матрена все никак не появлялась во дворце.
Наконец то, к чему так долго готовилась Ульяна, свершилось.
Дворецким у великого князя был боярин Кука Проклович, скабрезник и любитель хмельного питья. Он-то и представил Ульяне ее новую помощницу.
– Давно ты здесь в услужении? – спросила Матрена, помогая Ульяне рвать большие тряпки на несколько частей. Этими тряпками челядинки протирали окна и двери в дворцовых покоях.
– С конца мая, – ответила Ульяна.
– Дворецкий со всеми челядинками так обращается? – вновь спросила Матрена.
Кука Проклович, уходя, игриво похлопал Матрену по ее округлому заду.
– Со всеми. – Ульяна изобразила недовольный вздох. – Такой уж он человек!
– Небось этот толстяк и под сарафаны челядинок заглядывать любит? – Матрена заглянула в глаза Ульяне.
– Не без этого, подруга, – тихо проговорила Ульяна, оглянувшись на дверь. – Еще этот толстячок имеет привычку подслушивать и подглядывать.
Матрена понимающе покивала головой с едкой полуусмешкой на своих красивых устах.
– Коль дворецкий начнет к тебе приставать, лучше уступи ему, – еще тише промолвила Ульяна, – иначе он прогонит тебя в шею, еще и в воровстве обвинит. Душа-то у него черная!
– А
– Было один раз… – ответила Ульяна, отведя взгляд.
Отвечая на вопросы Матрены, Ульяна говорила то, что ей велел Якушка Шачебальцев, до этого долго и дотошно вводивший ее в суть дела. Ульяна намеренно очернила дворецкого перед Матреной, поскольку тот должен был сыграть определенную важную роль в раскрытии заговора. На самом деле дворецкий не имел привычки домогаться служанок, ограничиваясь лишь щипками и шлепками.
Еще Матрена хотела знать, позволит ли ей дворецкий изредка ночевать во дворце, мол, ходить по городу в темное время суток она опасается, а уборка дворцовых покоев может затянуться допоздна.
– С этим затруднений не будет, – заверила Матрену Ульяна. – Дворецкий не запрещает никому из челядинок проводить ночи во дворце. Возле поварни имеются две светелки, там и ночуют многие из служанок.
Матрена оказалась очень смышленой и проворной в работе. Она была исполнительна, старательна и аккуратна. Ни с кем не вступала в пререкания, никому не грубила, отдыхала не дольше прочих служанок. На все знаки внимания дворецкого и дворцовых гридней Матрена отвечала непринужденной улыбкой или остроумной шуткой.
Приглядываясь к Матрене, Ульяна поражалась ее умению не выходить из себя ни при каких условиях, с первого раза запоминать множество новых имен, распорядок смены караулов, расположение внутренних дворцовых покоев и боковых выходов… Судя по говору, Матрена была девушкой деревенской, однако по некоторым ее манерам и привычкам можно было догадаться, что она успела пожить в роскоши и достатке.
Однажды Матрена чуть не разлила ведро с грязной водой после мытья полов в оружейной комнате и трапезной для стражи, ругнувшись по-польски себе под нос, полагая, что ее никто не слышит. Однако это услышала Ульяна, которая с некоторых пор старалась все время держать Матрену в поле своего зрения.
Ульяна немедленно рассказала об этом Якушке Шачебальцеву. Тот нисколько не удивился этому.
«Конечно, эта красавица прибыла сюда с той стороны. – Якушка ткнул пальцем в сторону Литвы. – Будь с нею поосторожнее, Уля. Матрена не должна догадаться, что ты приставлена к ней соглядатаем. Близится тот момент, когда Матрена попытается подобраться вплотную к государю».
Великий князь диктовал очередное послание своим мятежным братьям, когда его побеспокоил воевода Данила Холмский, войдя в княжеские палаты, не слушая возмущенных реплик дворецкого, который пытался его удержать.
– Плохие вести, княже! – с порога объявил воевода. – Орда хана Ахмата двигается к нашим рубежам. Ныне татары разбили становища на реке Сосне близ Ельца. Об этом сообщили рязанские дозорные нашим дозорным. По слухам, татар надвигается несметное множество!
– Похоже, не на шутку осерчал хан Ахмат, коромысло ему в бок! – пробурчал дворецкий из-за спины Данилы Холмского.
Иван Васильевич стремительно встал с кресла и прошелся по светлице от стола к окну, в которое проливались слепящие потоки солнечного света. На длинном фиолетовом одеянии государя искрились и переливались узоры из золотых ниток, попадая под солнечные лучи. Длинные темные волосы Ивана Васильевича были стянуты на лбу узкой повязкой.